2-я Пуническая война. Экспедиция Сципиона в Африку

В римском сенате, конечно, никто не сомневался ни в том, что война Карфагена с Римом кончена, ни в том, что теперь должна начаться война Рима с Карфагеном; но как ни была неизбежно необходима африканская экспедиция, к ней не решались приступить. Для нее прежде всего был нужен способный и всеми любимый вождь, а такого не было налицо. Лучшие генералы или пали на полях сражений, или же были, как Квинт Фабий и Квинт Фульвий, слишком стары для такой совершенно новой и, по всей вероятности, продолжительной войны. Победителям при Сене — Гаю Нерону и Марку Ливию — такая задача, пожалуй, и была бы по силам, но оба они были в высшей степени непопулярными аристократами; правительство не было уверено, что ему удастся доставить им главное командование (в то время уже дошли до того, что дарования одерживали верх на выборах только в критические минуты), и еще менее оно было уверено в том, что они сумеют склонить истощенный народ на новые усилия. В это время из Испании возвратился Публий Сципион; этот любимец толпы, который так блистательно выполнил, или заставил поверить, что выполнил, возложенную на него задачу, был тотчас выбран на следующий год консулом. Он вступил в эту должность (205 г. до н.э.) с твердым намерением осуществить африканскую экспедицию, задуманную им еще в то время, когда он находился в Испании. Однако в сенате не только партия методического ведения войны не хотела ничего слышать об африканской экспедиции, пока Ганнибал был еще в Италии, но и большинство сенаторов было вовсе не благосклонно расположено к юному полководцу. Его греческое изящество и слишком современное образование и взгляды были не по вкусу и мужиковатым отцам города; а его методы ведения войны в Испании вызывали такие же серьезные сомнения, как и его понятия о солдатской дисциплине. Что его не без основания упрекали в чрезмерной снисходительности к его корпусным командирам, очень скоро было доказано злодействами, которые совершал Гай Племиний в Локрах и ответственность за которые падала в значительной мере на самого Сципиона, сквозь пальцы смотревшего за подчиненными. Во время сенатских прений об африканской экспедиции и о выборе главнокомандующего новой консул обнаружил намерение обойти те обычаи и законы, которые не согласовывались с его личными взглядами, и очень ясно дал понять, что в случае разномыслия с правительственными властями он будет искать для себя опоры в своей славе и в своей популярности; этим он не только оскорбил сенат, но и возбудил серьезные опасения насчет того, будет ли такой главнокомандующий придерживаться данных ему инструкций как во время ведения столь важной войны, так и в случае мирных переговоров с Карфагеном, тем более что своевольное ведение Сципионом испанской войны отнюдь не способствовало устранению таких опасений. Впрочем, обе стороны проявили достаточно благоразумия, чтобы не дойти до совершенного разрыва. Со своей стороны сенат не мог не сознавать, что африканская экспедиция была необходима, что откладывать ее на неопределенное время было бы неблагоразумно, что Сципион был очень способным полководцем, вполне годным для ведения этой войны, и что только он один мог добиться от народа продления своих полномочий на все время, пока это будет нужно, и напряжения последних сил. Большинство сенаторов постановило не отказывать Сципиону в желаемом поручении, если он предварительно выкажет хотя бы формальным образом должное уважение к высшей правительственной власти и если наперед подчиниться воле сената. Было решено, что в течение того же года Сципион отправился в Сицилию, чтобы заняться там постройкой флота, приведением осадного материала в порядок и организацией экспедиционной армии, а затем в следующем году высадился в Африке. Для этой цели ему была отдана в распоряжение сицилийская армия (состоявшая из тех двух легионов, которые были сформированы из остатков армии, разбитой при Каннах), так как для охраны острова было вполне достаточно немногочисленного гарнизона и флота; кроме того, Сципиону было дозволено набирать в Италии добровольцев. По всему было видно, что сенат не снаряжал экспедицию, а только ей не препятствовал; Сципион не получил и половины тех средств, какие были предоставлены в распоряжение Регула, и сверх того ему был дан тот самый корпус, к которому сенат в течение нескольких лет относился с намеренным пренебрежением. Африканская армия была в глазах большинства сенаторов отдаленным отрядом из штрафных и добровольцев, к гибели которых государство во всяком случае могло относится равнодушно. Другой на месте Сципиона вероятно заявил бы, что африканскую экспедицию или следует предпринимать с иными средствами, или не следует предпринимать вовсе; но он был так самоуверен, что соглашался на всякие условия, лишь бы только добиться желанного назначения главнокомандующим. Чтобы не повредить популярности экспедиции, он по мере возможности тщательно старался избегать всего, что могло быть обременительно для народа. Расходы на экспедицию и в особенности на дорогостоящую постройку флота были частью покрыты так называемой добровольной контрибуцией с этрусских городов, т. е. военным налогом, взысканным в наказание с аретинцев и других расположенных к финикийцам общин, частью были разложены на сицилийские города; через сорок дней флот был готов к отплытию. Его экипаж усилили 7 тыс. добровольцев, явившихся со всех концов Италии на призыв любимого вождя. Итак, весной 204 г. до н.э. Сципион отбыл к берегам Африки с двумя сильными легионами из ветеранов (около 30 тыс. чел.), с 40 военными кораблями и с 400 транспортными судами и, не встретив ни малейшего сопротивления, благополучно высадился на Красивом мысе вблизи Утики.

Карфагеняне уже давно ожидали, что вслед за хищническими набегами, которые в течение последних лет нередко предпринимались римскими эскадрами на берега Африки, будет совершено и более серьезное нападение; поэтому, чтобы предохранить себя от такого нападения, они не только старались о возобновлении войны между Италией и Македонией, но и дома готовились к встрече с римлянами. Из двух соперничавших между собой берберских царей — Массиниссы в Цирте (Константина), повелителя массилиян, и Сифакса в Сиге (близ устьев Тафны к западу от Орана), повелителя массесилиян, — последний был несравненно могущественнее и до того времени жил в дружбе с римлянами. Но карфагенянам удалось прочно привязать его к себе посредством договоров и родственных связей, тогда как от Массиниссы, который издавна был соперником Сифакса и их союзником, карфагеняне отказались. Массинисса не устоял в отчаянной борьбе с соединенными силами карфагенян и Сифакса и был принужден оставить этому последнему в добычу свои владения, а сам после этого блуждал в пустыне с несколькими всадниками. Кроме подкреплений, которые ожидались от Сифакса, для защиты столицы была готова карфагенская армия из 20 тыс. пехоты, 6 тыс. конницы и 140 слонов (именно для того Ганнон и был отправлен на охоту за слонами) под начальством испытанного в Испании полководца Гасдрубала, сына Ганнона, а в гавани стоял сильный флот. Сверх того ожидали прибытия македонского корпуса под начальством Сопатера и присылки кельтиберских наемников. Узнав о высадке Сципиона, Массинисса тотчас явился в лагерь полководца, против которого еще незадолго перед тем сражался в Испании; но этот безземельный царь сначала не принес римлянам ничего кроме личной храбрости, а ливийцы хотя и очень тяготились рекрутскими наборами и налогами, но знали по горькому опыту, как следует себя вести в подобных случаях, и потому не спешили открыто принять сторону римлян. В таких условиях начал Сципион кампанию.

Пока он имел дело только с более слабой карфагенской армией, перевес был на его стороне, а после нескольких удачных кавалерийских стычек он даже был в состоянии приступить к осаде Утики; но, когда прибыл Сифакс, как уверяют, с 50 тыс. пехоты и 10 тыс. конницы, пришлось снять осаду и расположиться в укрепленном приморском лагере между Утикой и Карфагеном на мысе, где было нетрудно окружить себя окопами. Там римский главнокомандующий провел зиму 204/203 г. до н.э. Из очень неудобного положения, в котором его застала весна, он вышел, совершив удачно внезапное нападение.

Сципион завел, скорее из хитрости, чем по совести, мирные переговоры и этим усыпил бдительность африканцев, получив таким образом возможность напасть на их оба лагеря в одну и ту же ночь: тростниковые шалаши нумидийцев вспыхнули ярким пламенем, а когда карфагеняне бросились туда на помощь, такая же участь постигла их собственный лагерь; римские войска без всякого сопротивления убивали тех, кто спасался бегством. Это ночное нападение было губительнее многих сражений. Однако карфагеняне не упали духом и даже не последовали советам трусливых или, вернее, здравомыслящих людей, предлагавших отозвать Магона и Ганнибала. Как раз к этому времени прибыли давно ожидавшиеся вспомогательные войска кельтиберов и македонян; было решено еще раз испытать счастье в сражении в «широком поле», в пятидневном переходе от Утики. Сципион поспешил принять предложенное ему сражение; его ветераны и добровольцы без большого труда разогнали собранные наспех толпы карфагенян и нумидийцев; кельтиберы, которые не могли ожидать пощады от Сципиона, также были изрублены после упорного сопротивления. После этого двойного поражения африканцы уже нигде не могли удержать за собой сражения. Карфагенский флот попытался напасть на римский приморский лагерь и имел некоторый успех, но не дал никаких решительных результатов, а римляне были с избытком вознаграждены за эту неудачу взятием в плен Сифакса, удавшимся благодаря беспримерному счастью Сципиона; с тех пор Массинисса сделался для римлян тем же, чем прежде был Сифакс для карфагенян.

Карфагенская мирная партия, которая в продолжение шестнадцати лет была принуждена молчать, после таких поражений снова подняла голову и открыто восстала против владычества сыновей Барки и патриотов. Гасдрубал, сын Гигсона, был заочно осужден правительством на смертную казнь, и была сделана попытка склонить Сципиона к прекращению военных действий и к заключению мира. Сципион потребовал уступки испанских владений и островов Средиземного моря, передачи царства Сифакса Массиниссе, выдаче всех военных кораблей за исключением 20 и уплаты военной контрибуции в 4 тыс. талантов (около 7 млн. талеров); эти условия представляются настолько выгодными для Карфагена, что само собою навязывается вопрос: яе предлагал ли их Сципион скорее в своих личных интересах, чем в интересах Рима? Карфагенские уполномоченные приняли эти предложения под условием их одобрения надлежащими властями, и с этой целью было отправлено в Рим карфагенское посольство.

12.01Вильгельм Оранский. Последние годы жизни

12.01Вильгельм Оранский. Борьба за единство Нидерландов

09.01Вильгельм Оранский в 1567 - 1576 гг.

04.09Вильгельм Оранский. Вождь оппозиции

04.09Вильгельм Оранский. Начало политической деятельности