Украина. Ликвидация гетманства и уничтожение Запорожской Сечи

Русское правительство воспользовалось смертью гетмана Апостола в 1734 г., чтобы снова отменить гетманскую власть. При первом известии об его смерти опубликован был печатный указ, пояснявший, что для избрания «доброго и верного человека для этой знатной должности» нужно основательное рассуждение, и пока отыщется такой верный человек, императрица вводит правление, составленное из шести особ. Царский резидент князь Шаховской с двумя товарищами-великороссами и генеральный обозный Лизогуб с двумя товарищами-старшинами будут с общего совета решать все дела гетманского управления, по «решительным пунктам» Апостола. «А быть им в заседаниях в равенстве, а заседать по правой стороне великороссийским, а по левой малороссийским». Со своей стороны императрица обещает сохранять за украинским народом его права и вольности по статьям Богдана Хмельницкого.

Все это, даже выражениями своими, сильно напоминало грамоту Петра I, и действительно, упоминания о статьях Хмельницкого и о временном характере вводимого управления писались для виду, а в тайной инструкции князю Шаховскому откровенно объяснялось, что об избрании гетмана упоминается только для того, чтобы не вызвать раздражения и смуты, а на самом деле правительство вовсе не намерено более допускать избрание гетманов. Украина снова была переведена в ведение Сената, как обыкновенная имперская провинция, и ее фактическим правителем должен был являться первоприсутствующий новой коллегии, князь Шаховской. Равенство членов, о котором упоминалось в указе, оставалось пустым звуком ввиду тех прав, какими наделен был первоприсутствующий. Князю Шаховскому поручалось секретно присматривать и следить за украинскими членами правления, и если бы за ними обнаружилось что-нибудь подозрительное, то арестовать и на их место по своему усмотрению назначать людей, расположенных к русскому правительству, а вообще в важном случае не обращать внимания ни на какие инструкции, а поступать по своему благоусмотрению.

Таким образом, новый первоприсутствующий в действительности являлся настоящим правителем Украины точно так же, как прежний президент петровской малороссийской коллегии. Но правительству пришлось еще раз разочароваться в своих правителях и вообще в великороссах, назначаемых на украинские должности. Они самоуправничали, притесняли население, не считались ни с какими законами, полагаясь на доверие правительства. Этим подрывали они у украинского населения всякое доверие к управлению и московским чиновникам и во все те заманчивые слова о справедливости и защите населения от злоупотреблений, рассыпавшиеся в московских указах о введении новых порядков. Поэтому Шаховскому поручено было озаботиться также и тем, чтобы членами нового правления и генерального суда назначались из великороссов люди достойные, которые могли бы внушить украинскому народу доверие и расположение к российским порядкам. По прежнему примеру, рекомендовалось также пояснять простому народу, что новые порядки вводятся для защиты населения от старшинских притеснений, а на гетманское управление сваливать все беспорядки и беззакония, чтобы население не желало возобновления гетманства. Наконец, для того, чтобы обрусить высшие слои украинского общества, Шаховскому рекомендовалось «секретно под рукой» отводить украинскую старшину от поляков и прочих «заграничных жителей», а побуждать их «искусным образом» к тому, чтобы украинцы роднились с великороссами.

Такие инструкции получал Шаховской и его преемники; можно себе представить, как должно было себя чувствовать украинское общество под таким управлением. Хотя царское правительство поручало при этом вести свою политику «секретно», «искусным образом», но трудно было рассчитывать на какую-нибудь деликатность в бироновские времена, когда не жалели и своих, наиболее высокопоставленных и заслуженных людей, не говоря уже об этой подавленной и терроризованной украинской старшине. Само правительство, когда доходило до дела, забывало о всякой деликатности. Киевский митрополит Ванатович вместе с игуменами киевских монастырей был устранен от должности и сослан за то, что не отслужил молебна в царский день. По различным, совершенно неосновательным подозрениям против старшины поручалось обыскивать и забирать бумаги и письма самых выдающихся и ни в чем не заподозренных старшин - в том числе самого Лизогуба, старейшего украинского члена коллегии. Можно себе представить, как обращался и Шаховской, и его преемники с рядовым украинским населением! Шаховской считал даже, что правительство еще слишком церемонится со старшиной, и советовал совершенно устранить ее от всякого участия в правлении, назначив просто единоличного наместника великоросса, подразумевая, вероятно, свою почтенную персону. Однако царское правительство не соглашалось на такой резкий образ действий и успокаивало своего слишком горячего представителя, что украинские члены все равно в правлении ничего не значат, а если бы их вовсе устранить от всякого участия, то это могло бы украинский народ привести «в какое сомнение». А как соблюдались при этом утвержденные царским правительством права и привилегии, может показать следующий пример: киевский городской магистрат защищал свои права от самоуправства великороссийских властей, и вот в 1737 г. тогдашний правитель Украины (первоприсутствующий коллегии) князь Барятинский, придравшись к какому-то пустяку, арестовал весь киевский магистрат и вместе с ними все грамоты города Киева, а правительству объяснил, что поступил так для того, чтобы магистрат не имел потом на что ссылаться в доказательство своих прав и вольностей.

Кроме этого великорусского правления, в это время над Украиной тяготела также тяжелая рука всякого военного начальства: киевских военных губернаторов, занявших место прежних воевод, командующих российскими войсками, во время затяжной турецкой и крымской кампании и польских войн по своему усмотрению распоряжавшихся на территории соседней Украины и командовавших украинскими полками и всякой старшиной, не справляясь ни с какими правами и статьями. Совершенно обескураженная самовластием своих великорусских правителей, их суровым обхождением, подозрительностью и неразборчивостью в суровых наказаниях, украинская старшина молча покорялась, не осмеливаясь даже поднять голоса о своих правах, об обещанном избрании гетмана и прежних порядках рада была, если ей кое-как позволяли существовать, и держалась тише воды, ниже травы. Насколько тяжело было это правление при Бироне, видно, когда на место великорусских правителей в 1740 г. был назначен англичанин генерал Кейт: этот суровый воин оставил после себя хорошую память тем, что не любил пыток и следственных «пристрастий» и был умерен в наказаниях, обращался с людьми приветливо и ласково. И это уже было в диковинку!

Но если так тяжело приходилось украинским верхам, то каково же было низам? Тяжело приходилось и от своей старшины, устраненной от всякой политической деятельности и с тем большим старанием принявшейся за увеличение своих имений и устройство хозяйства, за обеспечение своего потомства землями и всяким благосостоянием. Подчиняясь имперской политике, исполняя мелкие капризы великорусских правителей и снискивая этой покорностью милость последних, она с тем большей энергией занималась присвоением земель, закрепощала казаков и посполитых, уверенная, что правители будут смотреть сквозь пальцы на эти злоупотребления и не дадут хода делу, если какой-нибудь обиженный крестьянин или казак начнет жаловаться на свои обиды перед великорусскими властями. Правительство для устрашения старшины умело пускать слухи, что новые порядки вводятся для того, чтобы защитить население от старшинских злоупотреблений; но в действительности у новых великорусских правителей точно гак же нельзя было найти никакой управы на старшину: взрощенные среди жестокого крепостного права Великороссии, притом большие взяточники, они в разных возникавших делах обыкновенно принимали сторону помещиков-старшин, а не обиженного населения.

Вместо справедливых и честных людей, которые могли бы расположить население к имперским порядкам, украинцы видели перед собой разных самодуров и взяточников, привыкших к чрезвычайно суровому и жестокому обращению с населением, какого не знало обвыкшее к гораздо более мягкому и свободному режиму население Украины. Видели разных проходимцев и мошенников, пугавших людей, доводивших их до тюрем и ссылки страшным «словом и делом», которым доносились в ужасную российскую Тайную канцелярию всякого рода политические наветы. Известен анекдот, как проезжий великорусский офицер, заехавший со своей командой к одному украинскому пану и недовольный сделанным угощением, привязался к хозяину за то, что у того на кафелях печи нарисованы были российские двуглавые орлы. Без рассуждений арестовав его, он отправил в Тайную канцелярию, обвиняя, что тот жжет на своих печах царский герб «неизвестно с каким умыслом». Тайная канцелярия, усмотрев в этом действительно «слово и дело», взялась по-своему допрашивать бедного панка, зачем поставил на печах царских греб и жжет его? И хотя тот доказал, что это обыкновенные кафели, купленные на ярмарке, но все-таки, чтобы освободиться из рук страшной канцелярии, должен был пожертвовать добрым табуном коней, рогатым скотом и немалой суммой денег.

Правительство и правительственные сферы были настроены чрезвычайно подозрительно по отношению к украинцам: все прислушивались к слухам о заговорах, изменах и за каждый пустяк готовы были привлекать людей к следствию - неслыханно суровому, сопровождавшемуся жестокими пытками, какие и оправданного зачастую навсегда лишали здоровья. Страшные предания об этих допросах и следствиях долго ходили по Украине.

К этому присоединялась для казачества тяжелая военная служба в турецких, крымских и польских походах, а для крестьян - хождение с подводами, доставка провианта для войска то даром, то якобы за плату, которой, однако, нельзя было дождаться. Из записок Якова Марковича, генерального подскарбия, известно, как целыми десятками тысяч забирались тогда волы из Украины для войска - «с тем, что за них позже будет дана плата!..» Население жестоко разорялось этим собиранием скота и провианта, подводной повинностью, нередко лишавшей крестьян последнего рабочего скота, так что возницы возвращались пешком и без всякого вознаграждения.

Все эти обстоятельства чрезвычайно тяжело отражались на народной жизни. Украина была вконец разорена. Министр Волынский, переезжая через Украину в 1737 г., писал Бирону, что до самого въезда своего в Украину он не предполагал, что она так могла опустеть, и такое множество здешнего народа погибло, а теперь столько выгнано на войну, что не осталось даже достаточного количества рабочих рук, чтобы посеять хлеба для пропитания; и хотя думают, что так много земли осталось незасеянной благодаря упорству населения, но и некому работать и нечем - столько волов закуплено и погибло их в подводах, а теперь еще и сверх этого из одного Нежинского полка взято в армию 14 тысяч волов, а сколько из других полков взято, того точно сказать нельзя.

Такие условия вызывали сильнейшее неудовольствие, горячие желания возвращения к гетманскому управлению и живейшую радость, когда это возвращение стало возможным. Окончание тяжелой турецкой войны в 1740 г. только несколькими месяцами опередило смерть императрицы Анны. После кратковременного регентства Анны Леопольдовны осенью 1741 г. произошел переворот, посадивший на престол дочь Петра I, Елизавету. Это повлекло перемену в политике правительства российского по отношению к Украине.

Хотя Елизавета считала себя в политике верной последовательницей своего отца, но в отношениях к Украине личные симпатии склоняли ее к большей снисходительности. Еще будучи великой княжной, лишенной всякого влияния и значения, полюбила она красивого придворного певчего Алексея Разумовского. Он был сыном реестрового казака из села Лемешей Черниговской губернии; обладая хорошим голосом, пел в церковном хоре своего села, затем был отправлен в Петербург, в царский хор. Здесь его заметила царевна, приблизила к себе, сделав его управляющим одного имения, а став императрицей, тайно обвенчалась с ним и до самой своей смерти осыпала его милостями, наградив чином фельдмаршала и званием графа Римской империи. Необразованный и не отличавшийся большими способностями, Алексей Разумовский был, однако, человек с природным тактом, притом добрый и искренний; он умел найтись в этом необычном положении, в политику не вмешивался, но остался верен своей украинской родине и снискал ей симпатии царицы. Вначале украинцам были даны только некоторые незначительные облегчения, но в принципе решено было восстановление гетманства и возвращение других украинских порядков. В 1744 г. императрица посетила Киев, осматривала его святыни и в ответ на радостные приветствия населения высказывала свои симпатии к украинскому народу. Сочувственное отношение царицы к украинским нуждам было, конечно, известно старшине, и эти обоюдные изъявления симпатий и доверия подготавливали почву для нового направления украинской политики. Уверенные в благосклонном приеме императрицы, генеральные старшины и полковники подали ей петицию о разрешении избрать гетмана, и императрица заявила принципиальное сочувствие свое этому желанию, велела прислать специальную депутацию в столицу по случаю бракосочетания наследника престола Петра с будущей императрицей Екатериной и обещала удовлетворить ее пожелания.

Когда эта депутация прибыла, ей был оказан благосклонный прием, а на поданное прошение об избрании нового гетмана был обещан благоприятный ответ. Дело затянулось, однако, так как лицо, предназначенное правительством в гетманы, не было еще готово для этого поста. Это был младший брат Алексея Разумовского Кирилл; ему тогда исполнилось только двадцать лет. Его воспитывали как знатного барина и для окончания образования послали в это время с гувернерами за границу. Конечно, украинской старшине это было известно, и депутаты ее, сидя в Петербурге, терпеливо ожидали, пока поспеет этот будущий гетман. Наконец в 1746 г. его привезли из заграничного путешествия, женили на царской свояченице Екатерине Нарышкиной, наградили всяческими чинами, орденами и титулами (в т.ч. президентом Российской академии наук!), и после всего этого сочли возможным представить украинской старшине в качестве кандидата на гетманство. В 1747 г. отдан был Сенату указ о восстановлении гетманства, а в конце 1759 г. императрица уведомила наконец украинскую депутацию, все еще сидевшую в Петербурге в ожидании ответа, что на Украину посылается полномочный министр императрицы, ее родственник граф Гендриков, для избрания гетмана, и с этим украинские депутаты были отосланы на Украину. Действительно, в феврале 1750 г. прибыл в Глухов этот представитель императрицы с большой помпой. Украинская старшина и всякие военные чины с духовенством заблаговременно ожидали его там. 22 февраля произошло в необычайно торжественной обстановке избрание последнего гетмана. После того как прочитана была царская грамота, присутствующему «войску и народу» предложено было избрать себе гетмана. Конечно, присутствующие без колебания заявили, что хотят гетманом Кирилла Разумовского. Повторив трижды свой вопрос и получив все тот же ответ, царский представитель объявил избранным Разумовского, и затем вся было отправлено торжественное богослужение по случаю радостного события. Представителю императрицы за труд и честь генеральная старшина поднесла в подарок 10 тысяч рублей (огромная по тому времени сумма), его товарищам 3 тысячи, а полкам на угощение поставлено было свыше 900 ведер водки.

После этого торжественного избрания к императрице отправлена была депутация с уведомлением об этом; императрица утвердила Разумовского на гетманство и издала указ, коим повелевала считать гетмана наравне с российскими фельдмаршалами, а затем ему был пожалован наивысший орден св. Андрея. Великороссийские должности, учрежденные в Гетманщине, были отменены; под власть гетмана отдана была также Запорожская Сечь, и вообще возобновлен украинский строй, какой существовал до 1722 г. - до заведения малороссийской коллегии, и Украину снова перевели в ведомство министерства иностранных дел. Однако Разумовский, поссорившись с президентом иностранной коллегии, сам потом попросил перевести его в ведомство Сената. Так началось правление последнего украинского гетмана, продолжавшееся без малого пятнадцать лет.

Весной 1751 г. новый гетман получил от царицы гетманские клейноды и грамоту, по содержанию аналогичную с грамотой, данной в свое время гетману Скоропадскому, и отпущен был на Украину. Украинские летописцы с большой обстоятельностью описали все церемонии - последний отблеск украинской державности, и сохранили их в своих летописях, как последнее радостное событие украинской жизни перед окончательным уничтожением украинской автономии.

Сам новый гетман был человеком совершенно чужим Украине. Он вырос в Петербурге, был всем связан с петербургским обществом. Его доверенным человеком был Теплов, бывший его учитель, человек хитрый, и тоже совершенно чуждый украинскому строю и жизни. Его позднейшая записка «о непорядках в Малороссии» дала царице Екатерине материал против украинского гетманского и старшинского управления, для его уничтожения, и на Украине Теплова считали главным виновником уничтожения гетманства. На Украине Разумовский скучал, чаще проживал в Петербурге; держался не как товарищ украинской старшины, а как какой-нибудь владетель божьей милостью и в своей глуховской резиденции завел двор по образцу петербургского двора. В украинские дела не очень вмешивался, и Украиной правила старшина по своей воле, сносясь непосредственно с Сенатом и российским правительством. Ввиду влияния и значения Разумовского в правительственных кругах разные великорусские военные и гражданские власти не решались вмешиваться и командовать на Украине по-прежнему. Вечные хлопоты доставляло только Запорожье: постоянно возникали жалобы на сечевиков, то из-за новой линии крепостей, захватившей старые запорожские земли, то из-за нападений запорожцев на крымские, турецкие, польские владения, и из Петербурга шли напоминания гетману, чтобы он держал Сечь в повиновении, а в действительности это, конечно, было невозможно и приготовляло для Сечи печальный конец. Вне этого украинская жизнь под охраной царской милости к последнему гегману протекала довольно спокойно, старшина имела возможность устроить украинские отношения по своему желанию, и то, что было сделано ею в это время, пережило затем и уничтожение гетманства. В этом заключается значение времени последнего украинского гетмана, как бы малоинтересен ни был он сам по себе.

Окончательно упразднение гетманского управления и всего украинского строя решено было правительством Екатерины II с самого начала. Вступая в 1762 г. на царство после короткого правления своего мужа, она в инструкции своей Сенату поставила своей задачей введение однообразного устройства и законодательства во всех областях, сохранивших еще свои законы и свой строй - на Украине, в балтийских провинциях и Финляндии. Она признавала необходимым привести все старания к тому, «чтоб век и имя гетманов исчезло, не токмо б какая персона была произведена в оное достоинство».

Однако Кирилл Разумовский был одним из ближайших и вернейших приверженцев новой императрицы, она многим была ему обязана, и ее политические планы должны были до известной степени считаться с этими личными отношениями. Но случился факт, ввиду которого Екатерина сочла возможным поднять руку и на этого своего верного друга.

В конце 1763 г. ей донесли из Киева, что среди украинской старшины собираются подписи на петиции императрице об оставлении гетманства в роде Разумовского, как особенно верном Российской империи, а для примера указывалось на Хмельницкого, передавшего после себя булаву своему сыну. Действительно ли старшина надеялась этим путем обеспечить сохранение гетманства или только чинила волю своего гетмана, задумавшего сделать гетманство наследственным в своем роде, - трудно сказать. На Украине рассказывали потом, что вес это дело затеял Теплов: он уговорил Разумовского, чтобы тот склонил старшину к такому ходатайству, а затем все это обратил против него. Во всяком случае, Разумовский приглашал старшину подписывать эту петицию, и на него обрушились ее последствия. Правда, петиция не была даже подана императрице, так как генеральная старшина побоялась ее подписывать: подписали только полковники, и поэтому план был оставлен. Но императрица воспользовалась этим инцидентом как предлогом, чтобы покончить с гетманством; к тому же в это время подоспела записка Теплова об украинских непорядках. Весьма вероятно, что правительство само поручило ему составить такую записку, как позже то же было сделано и при упразднении Запорожья. В записке этой был собран обвинительный материал против украинской автономии - о старшинских беспорядках и злоупотреблениях, а вместе с тем проводилась мысль, что украинцы такие же «россияне», как и великороссы, и только благодаря нерадению киевских князей отделились, и их можно без церемонии снова уравнять во всем с прочими подданными России.

Воспользовавшись всем этим, Екатерина заявила Разумовскому, что не находит для него возможным оставаться на гетманстве и советует добровольно отказаться от этого поста. Однако Разумовскому вовсе не хотелось этого, и он все откладывал. Тогда Екатерина дала ему понять, что дальнейшее упорство, кроме потери булавы, может навлечь на него большие неприятности, и после этого Разумовский покорился: подал прошение, в котором просил освободить его «от столь тяжелой и опасной должности» и взамен оказать милость к его «многочисленной фамилии». Эта просьба, конечно, немедленно была исполнена. 10 ноября 1764 г. был издан манифест к «малороссийскому народу» об увольнении Разумовского от гетманства, причем об избрании нового гетмана уже не упоминалось; императрица упоминала только, что она предполагает какие-то реформы для блага малороссийского народа, а пока для управления Украиной учреждает малороссийскую коллегию, президентом которой и генерал-губернатором Малой России назначается граф Румянцев. Разумовскому за его покорность была пожалована необычайная пенсия, 60 тыс. рублей в год, и огромные поместья, предназначавшиеся на содержание гетмана: Гадяцкий Ключ и Быковская волость. Это подало надежду и генеральным старшинам, и полковникам, что с упразднением гетманского правления будут и им розданы в собственность так называемые ранговые поместья - приписанные к их должностям, как Разумовскому даны были гетманские поместья. В этих расчетах они не очень и напоминали об избрании нового гетмана, замечает автор «Истории Руссов», но надежды эти не оправдались. А Разумовский жил потом очень долго, целых сорок лет после своего отречения, и хотя сам по себе гетманом был довольно неудачным, но, с точки зрения поддержания автономных традиций, приходится пожалеть, что ему не удалось удержать булаву до самой смерти - до начала XIX в.

Новая малороссийская коллегия должна была состоять из четырех членов украинских и четырех великорусских, и кроме того, были президент и прокурор из великороссов. Заседать им велено было вперемежку, по старшинству, а не так, как было при императрице Анне, когда великороссам велено сидеть но правую руку, а украинцам по левую, и это «утверждало в малороссиянах развратное мнение, по коему постановляют себя народом от здешнего совсем отличным». Однако вся эта коллегия не имела большого значения, учреждена была просто для формы, а настоящим правителем ее был Румянцев, которому императрица поручила осуществление своей программы: привести к полному упразднению украинских порядков и замене их законами и порядками общеимперскими.

В своей инструкции Румянцеву Екатерина указывала различные стороны украинской жизни, на которые Румянцев должен был обратить особое внимание. Ему поручалось произвести перепись на Украине, чтобы выяснить ее платежные силы и реформировать ее обложение, так чтобы имперская казна могла иметь с нее доходы. Отмечены были различные неприятные правительству особенности украинского строя, в особенности - отсутствие полного закрепощения крестьян на Украине, вследствие чего крестьяне могли переходить от одного помещика к другому; такую свободу, давно уже исчезнувшую в России, Екатерина не находила возможным терпеть на Украине и поручала Румянцеву положить ей конец. Более же всего она обращала его внимание на украинскую «внутреннюю ненависть» к великорусскому народу, распространенную в особенности среди старшины, и приказывала тщательно следить за ней и всякими способами развивать доверие и симпатию к российскому правительству среди простого народа, чтобы старшина не могла найти опоры у этого последнего. Для этого она рекомендовала вести дела так, чтобы можно было народу указывать на выгоды от новых порядков - что они избавляют население от старшинских и помещичьих несправедливостей и под имперским правлением ему лучше, чем под гетманским. Это была все та же старая политика -вооружать народ против старшины, но трудно было убедить народ в выгодах новых порядков, если в ряду их первенствующие места должны были занять упразднение остатков крестьянской свободы, сохранившихся еще на Украине, признание за старшиной во всей полноте прав российского дворянства и насаждение на Украине московских порядков с их жестоким крепостничеством и полным народным бесправием. «Генеральная перепись» Украины, составленная Румянцевым, осталась важным источником для изучения старой жизни Гетманщины, но нисколько не облегчила положения народа. Румянцев, получив большие поместья на Украине, стал сам смотреть на крестьянские отношения глазами украинского пана, и украинское крестьянство никакого облегчения своей участи не видело ни от него, ни от других великорусских правителей. Наоборот, все те крепостные порядки, какие старшина потихоньку до сих пор вводила в своих поместьях, при благосклонной помощи русских властей, были теперь расширены, оформлены, окончательно утверждены и припечатаны властью правительства, имперскими законами, и положение украинского крестьянства при новых российских порядках под управлением новых властей, воспитанных на крепостных порядках России, ухудшилось очень ощутительно.

Легче было Румянцеву исполнять приказания императрицы в деле наблюдения за старшиной и всякой «внутренней ненавистью», или, как это позже называлось, украинским сепаратизмом. Тут Румянцев проявил такое рвение, что даже самой императрице приходилось его успокаивать и сдерживать от напрасной горячности. В особенности раздражили его выборы в комиссию уложения в 1767 г., когда Екатерина приказала из всех губерний и областей, в том числе и от Украины, выслать выборных депутатов от всех сословий, снабдив их писанным наказом, который должен был заключать в себе пожелания избирателей относительно новых законов для России. При этом все украинское население, не только старшина, а и казаки, мещане, духовенство - все изъявляли желание, чтобы Украине возвращены были прежние ее права и порядки, по статьям Богдана Хмельницкого, чтобы снова был избран гетман и т. п. Это очень раздражало Румянцева. Он и сам, и через разосланных на места офицеров старался повлиять на общество, чтобы оно не выступало с такими пожеланиями, выбирало бы людей «умеренных», подвергал даже цензуре наказы, отменял те из них, где автономные стремления проявлялись особенно сильно, и в конце концов без церемонии отдавал под суд наиболее горячих автономистов. В Нежинском полку местное «шляхетство» (старшина) избрало депутатом человека «умеренного» (некоего Селецкого), и когда последний не захотел принять инструкции, написанной в автономном духе, с требованием возобновления гетманства и украинских порядков, старшина выбрала другого депутата. За это Румянцев предал военному суду всех, составлявших наказ и участвовавших в отмене выбора Селецкого, и суд присудил за это не более не менее как 33 человека к смертной казни! При конфирмации наказание это было смягчено и заменено восьмимесячной тюрьмой - все-таки! Несмотря на все эти мероприятия Румянцева и суровые наказания, которыми он грозил, украинское общество, как уже сказано, все-таки единодушно во всех наказах провело эту основную ноту - требование украинской автономии. Оно, очевидно, считало момент решающим и вменило себе в обязанность заявить свое основное требование, не считаясь ни с гневом всесильного наместника, ни с его наказаниями. Правда, из проекта нового уложения ничего не вышло, и эти выборы в комиссию уложения и наказы депутатам дали только чрезвычайно выразительную иллюстрацию стремлений и желаний тогдашнего украинского общества, а вместе с тем и характерную картину украинских отношений под правлением нового наместника. Необходимо отметить, однако, что сама императрица принимала гораздо спокойнее эти проявления украинских настроений, чем не в меру горячий ее наместник. В ответ на гневные жалобы Румянцева на украинское «коварство и своевольство» она советовала ему не придавать всему этому большого значения. Она надеялась, что со временем «желание к чинам, а особливо к жалованию» возьмут верх над «умоначертаниями старых времен», что все эти требования автономии и обособленности не устоят перед натиском правительственной политики и тех классовых выгод, какие она раскроет перед покорными и послушными. И Екатерина, действительно, не ошиблась.

Подобно тому, как в Гетманщине, такое же стремление к восстановлению старых казачьих порядков проявилось и в соседней Слободской Украине. В то самое время, как было упразднено гетманство в Гетманщине в 1763-64 гг., в Слободской Украине упразднено было полковое казацкое устройство, образована была Слободская губерния по образцу других российских губерний, полки казачьи заменены были гусарскими, а казаки вместо прежней службы обложены были подушным сбором, как крестьяне. Казачество было этим очень недовольно, и здесь при выборах в комиссию уложения тоже раздавались протесты против нововведений и пожелания о возвращении старых порядков. Но эти пожелания остались без успеха здесь точно так же, как и в Гетманщине - да и выступали они здесь гораздо слабее, чем там.

Сильное впечатление произвело, так же как проявление нового направления правительственной политики, последующее уничтожение Запорожской Сечи. Правда, последняя Сечь, перенесенная в 1730–ых гг. на старые места, была уже только слабой тенью старой Сечи. Выпросив у русского правительства разрешение вернуться, она должна была покорно выполнять требования российских властей, желавших распоряжаться сечевиками по своему произволу, как и городовыми казаками, и сечевая старшина, видя, что сопротивление неуместно, старалась исполнять распоряжения правительства и его представителей. Запорожцы выносили тяжелые походы, гибли в войнах с Турцией и Крымом, исполняли различные поручения, какие возлагало на них российское правительство. В первой турецкой войне, в 1730-х гг., и во второй, начавшейся в 1768 г., войско запорожское принимало участие в военных действиях, высылало по нескольку тысяч сечевиков в походы с российской армией, удачно вело партизанскую войну, боролось на своих чайках с турецким флотом, несло сторожевую и всякую иную службу и получало похвальные грамоты от императрицы. Но все это не спасало Запорожья от неудовольствия и выговоров правительства. Причиной служили столкновения запорожской вольницы с Турцией, Крымом и Польшей в те периоды, когда Россия находилась в мире с этими государствами; возникали пререкания и жалобы, а запорожская старшина при всем своем желании не могла предупредить своевольных нападений запорожских отрядов. Вторая, еще более важная причина неудовольствия лежала в спорах из-за запорожских владений. Уже «линия» - укрепления, сооружавшиеся на украинском пограничье со степью в 1720-30-х гг., захватила старые «запорожские вольности» - запорожские земли. Начиная с 1730-х гг. российское правительство устраивало вдоль этой линии села и города и, между прочим, поселило здесь довольно много выходцев-сербов. Первое поселение их образовано было в 1732 г., затем снова в 1751- 52 гг.. Эта «Новая Сербия», как называли ее, захватила весь северный край запорожских владений; организована она была по-военному - в полки и роты, пешие и конные, гусарские, и сильно стеснила запорожцев. Затем в 1750-х гг. правительство начало основывать здесь казачьи и пикинерские слободы, заселяя их различным пришлым сбродом, начиная с окрестности вновь выстроенной тогда крепости св. Елисаветы (Елисаветграда) далее на восток, и при этом снова под эти слободы были заняты запорожские земли. Конечно, все это очень раздражало запорожцев, и они не могли равнодушно смотреть на то, как в их извечные степи врываются непрошеные гости, захватывают их заимки и уходы, рыбные и звериные ловли и знать не хотят ни Сечи, ни ее власти. Запорожская старшина пробовала доказывать перед российским правительством свои права при помощи документов, пыталась уничтожать ненавистные слободы вооруженной силой, однако все это нисколько не помогало, только российское правительство все более неблагоприятно стало относиться к Запорожью, видя в нем препятствие в заселении этой степной «Новой России», как ее называли впоследствии. Особенно обострились отношения при Екатерине, когда одновременно с уничтожением гетманства и учреждением Слободской губернии вышел указ об образовании Новороссийской губернии из этой пограничной линии с присоединением к ней соседних частей Гетманщины и смежных запорожских земель. Запорожцы не позволяли проводить границы новой губернии через свои земли, препятствовали заселению слобод, разгоняли и переманивали к себе поселенцев. Это все сильно раздражало Екатерину, с ее планами заселения степей, владычества на берегах Черного моря, присоединения к Российской империи земель балканских и даже самого Константинополя.

Правда, Запорожье в последние десятилетия перед своим уничтожением сильно изменило свой вид. Последний запорожский кошевой Петр Калнишевский, занимавший этот пост с 1762 г., а с 1765 г. бессменно остававшийся кошевым до конца Сечи, был человек очень умный и осторожный. Считаясь с обстоятельствами, он всячески удерживал запорожцев от столкновения с российскими властями, заботился о заселении запорожских степей земледельческим населением, завел большое хозяйство, привлек массу поселенцев. В запорожских степях появились большие запорожские слободы и церкви - не только в самой Сечи, но и по другим населенным местам. Таким образом, аргументы противников Запорожья, что в руках сечевиков черноморские пространства лежат дикой нетронутой степью, никому не приносящей пользы, теряли свою цену. Экономическая политика Калнишевского показывала, что и в руках сечевиков эти пространства могут заселиться и культивироваться. Но правительству хотелось забрать этот край в свое непосредственное распоряжение. С другой стороны, с корнем уничтожая старое казацкое устройство на Украине, трудно было терпеть такой очаг свободы, каким была автономная сечевая община - как ни притихла, ни присмирела она сравнительно с Сечей времен Гордиенко.

Все это очень обострило отношения пр

12.01Вильгельм Оранский. Последние годы жизни

12.01Вильгельм Оранский. Борьба за единство Нидерландов

09.01Вильгельм Оранский в 1567 - 1576 гг.

04.09Вильгельм Оранский. Вождь оппозиции

04.09Вильгельм Оранский. Начало политической деятельности