Украинские земли в конце XVII века

Напоминания гетмана Дорошенко о военной помощи турецкому султану долгое время оставались без результата. Но в 1671 г. султан Мехмет IV решил отправиться на Украину и исполнить свое обещание. В конце этого года он объявил Польше войну за то, что она нападает на земли султанского вассала Дорошенко, и весной 1672 г. с большой армией двинулся на Украину. Впереди своей армии он отрядил крымского хана, и тот вместе с Дорошенком разогнал отряды польского войска, находившиеся на Украине, и казаков Ханенко. Сам султан осадил Каменец на Подолии; крепость была слабо защищена и скоро сдалась; после этого султан приступил ко Львову. Польское правительство не отваживалось бороться с таким сильным противником и поспешило заключить мир: уступило Турции Подолию и обещало платить ежегодную дань. «Украину в прежних границах» оно признало за Дорошенко и обязалось вывести свои гарнизоны, остававшиеся еще там (Бучацкий трактат 7 октября 1672 г.). Так выполнена была одна половина планов Дорошенко: Украина освободилась от Польши. Казалось, что теперь нетрудно будет осуществить и вторую половину: соединить обе половины Украины под турецким и московским протекторатом, с полным обеспечением автономии Украины. Московское правительство, напуганное турецким походом, готово было пойти на уступки Дорошенко, чтобы он не привел турок на заднепровские земли: ходили слухи, что на следующий год турки обещали прийти и завоевать ему Левобережную Украину. Созванный царем Алексеем земский собор постановил принять Дорошенка с правобережной Украиной под царскую руку, так как Польша отказалась от нее по Бучацкому договору. Само собой разумеется, что при этом необходимо было исполнить требование Дорошенко. А Дорошенко добивался того же, что и в 1668 г.: на всей Украине должен быть один гетман, и ему должно быть подчинено также и Запорожье, воевод не должно быть нигде - даже и в Киеве; московское правительство будет охранять Украину, но во внутренние дела Украины не будет вмешиваться. Теперь Москва готова была согласиться на эти требования, но такое настроение продолжалось у нее недолго.

Прежде всего за Днепром не было уже единомышленника и союзника Дорошенко - Многогришного. Он был не в ладах со старшиной: та смотрела на него свысока, как на «мужичьего сына», и Многогришный, подозревая ее в различных интригах, временами допускал очень резкие выходки против старшины. Это приготовило ему падение: недовольная старшина составила против него заговор и, войдя в соглашение с местным московским гарнизоном, в марте 1672 г. схватила его и выслала в Москву, обвиняя в измене и прося разрешения избрать нового гетмана. Хотя Многогришный ни в чем не был виноват, однако московское правительство отдало его на суд и пытки, а затем, отобрав все имущество, сослало его с семьей в Сибирь; там он со своими детьми жил очень долго, пережил всех врагов, отправивших его туда. Старшине было разрешено избрать нового гетмана, и она произвела выборы за московской границей, под охраной московского войска, боясь восстания украинского населения ввиду такой изменнической и беззаконной расправы с Многогришным. Гетманом избрала она Ивана Самойловича (Поповича, как его называли); при избрании выговорила, чтобы гетман не сменял старшину самовольно без войскового суда. В отношениях к Москве были возобновлены глуховские статьи, но из них вычеркнута была и последняя тень политической самостоятельности Украины: постановление, что на съезды по дипломатическим делам, касающимся Украины, должны посылаться украинские делегаты.

С новым гетманом у Дорошенка не было таких хороших отношений, как с Многогришным. Самойлович был чрезвычайно предупредителен к московскому правительству и пользовался его доверием, и боясь, что ему придется отказаться от булавы, если Москва придет к соглашению с Дорошенко, он всеми силами мешал соглашению ее с Дорошенко: советовал не мириться с ним, а действовать оружием, и действительно достиг своей цели.

Соглашение с Дорошенком встретилось еще и с другими затруднениями. Хотя Польша и отказалась от Украины по Бучацкому договору, но в действительности отрекаться от нее не желала вовсе: не вывела своих гарнизонов из Украины и продолжала поддерживать Ханенко против Дорошенко, а московскому правительству заявила, что если Дорошенко будет принят под московскую власть, то она будет считать это нарушением перемирия. Москва с Польшей не хотела воевать, и это также затормозило соглашение ее с Дорошенко.

Между тем страх перед турками стал проходить. На другой год они не возобновили своего похода. Наоборот, гетман польский Собесский (выбранный потом королем за свои военные успехи) сам начал войну с турками и разбил их под Хотином. Оказывалось, что турки не так страшны и нечего их бояться, а тем самым, нечего особенно церемониться и с Дорошенко. В глазах украинского народа поход турок 1671 г. тоже не принес пользы Дорошенко, а наоборот, жесточайшим образом навредил. До сих пор Дорошенко скрывал свое подданство Турции, теперь оно обнаружилось. Все, что сопровождало турецкий поход: обращение костелов в мечети нa Подолии, рассказы об издевательствах турок над христианскими святынями, насильственное обращение христианских детей в магометанство - все это теперь ставилось в вину Дорошенко, так как он привел турок на Украину. На этом играли враги Дорошенко и восстановляли против него народ; даже близкие ему люди решительно восставали против его турецкой политики.

Самойлович верно уловил момент, уговаривая Москву не мириться с Дорошенко, а воевать и покорить силой. Москва не желала воины и в конце концов приказала Ромодановскому отправиться с Самойловичем за Днепр, чтобы уладить дело с Дорошенко мирно, без войны. Но Самойлович во что бы то ни стало хотел окончательно доконать Дорошенко, чтобы тот не мог больше соперничать с ним: вместо того, чтобы вступить в переговоры с Дорошенко, он с Ромодановским, вступив на правобережную территорию, начал привлекать на свою сторону старшину и население. Свой поход он начал с Канева, и действительно, и население, и старшина, видя всеобщее нерасположение к Дорошенко, без сопротивления признавали власть Самойловича. Напрасно Дорошенко звал на помощь турок и татар; хан, как и при Хмельницком, был недоволен тем, что Дорошенко хочет командовать им через султана, и не спешил с помощью. Почти все оставили Дорошенко, и он сидел беспомощный на своей Чигиринской горе. Но Самойлович даже не пошел на Чигирин: он совершенно игнорировал Дорошенко. В Каневе и Черкассах он поместил свои войска. Депутаты десяти тогдашних правобережных полков (Каневского, Белоцерковского, Корсуньского, Черкасского, Паволоцкого, Кальницкого, Уманского, Брацлавского, Подольского и Торговицкого) признали над собой власть Самойловича и московскую протекцию. По приглашению Самойловича они прибыли в Переяслав и здесь 15 марта 1674 г. по предложению Ромодановского «вольными и тихими голосами», как гласит донесение московскому правительству, признали правобережным гетманом Самойловича. Ханенко, прибывший также на эту раду, передал ему и свои знаки гетманского достоинства. Так Самойлович был провозглашен единым гетманом всей Украины.

Дорошенко был так обескуражен этим неожиданным крахом, что потерял всякую энергию к продолжению борьбы. Отправил своего посла Ивана Мазепу поздравить Самойловича и только укорял его, что он действовал против него, как против врага, не вступив предварительно в переговоры. Готов был сам признать власть Самойловича. Но в это время подоспели посланцы от запорожского кошевого Сирка. Этот славный запорожский «рыцарь», бывший перед этим сторонником Москвы, теперь сделался заклятым врагом ее, самолично испробовав московскую ссылку. Он советовал Дорошенко не ехать к Самойловичу, не поддаваться, и обещал помощь запорожцев, не хотевших подчиняться Самойловичу. Пришло также известие, что Собеский будет избран королем в Польше, а он издавна поддерживал сношения с Дорошенко и советовал ему бросить Турцию и отдаться под протекцию Польши приблизительно на тех условиях, какие в свое время предлагал Дорошенко. Пришло также и другое известие - что татары идут на помощь Дорошенко. Он решил бороться, но жалкое впечатление производили эти последние усилия его! Дорошенко послал Мазепу в Крым, прося поспешить с помощью. Других гонцов отправил к турецкому визирю с жалобой на бездействие хана; просил скорой помощи, грозя бросить Украину и уйти в Турцию, если не получит подкреплений в самом ближайшем времени. Действительно, дольше держаться было невозможно и нужно было дать роздых несчастному Правобережью. Но пришла турецкая орда, и при ее помощи Дорошенко стал снова покорять правобережные города, терроризируя несчастное население, отдавая татарам сопротивлявшихся. Однако, как только он возвратился, а Самойлович прислал свое войско, снова правобережное население отпало от Дорошенко. Самойлович подступил к Чигирину и осадил его. Положение Дорошенко было безвыходное: казаки уходил к Самойловичу; в Чигирине, как передавали, было с Дорошенко всего 5 тысяч казаков, да и из них было много недовольных его турецкой политикой. О Дорошенко говорили, что он заперся в малом замке и в крайности хочет сесть на бочку с порохом и, взорвав ее, покончить с собой.

Нo в это время пришло известие, что идут турки и татары на помощь. Самойлович бросил все и ушел за Днепр. Дорошенко спасся, но это ему мало помогло. Турки занялись наказанием непокорных на Подолии и в Брацлавщине, и их приход не только не помог Дорошенко, а еще более повредил, так как страх перед турами окончательно рассеялся после этого недостаточно энергичного выступления. Но Самойлович тоже не проявил необходимой энергии, чтобы прочить свою власть на Правобережье, и так весь 1675 г. провел в мелкой войне: то Дорошенко предпринимал карательную экспедицию, разорял села, подвергал экзекуциям население, принуждая к покорности, то с той же целью являлись полки Самойловича, и, в довершение всего, появились еще и польские отряды и начали принуждать население к подчинению Польше.

От всех этих походов и притязаний, от «руины» татарской, турецкой, польской, московской и своей украинское население в конце концов потеряло всякое терпение и начало вовсе покидать Правобережную Украину. Уже и раньше после первых казацких войн, всей тяжестью падавших главным образом на Правобережную Украину, ее жители уходили в большом количестве на Заднепровье, после же того, как проиграно было великое восстание Хмельницкого 1648-49 гг., это движение украинского населения за Днепр принимало все более массовые размеры: целые села снимались с места и бросали Правобережную Украину, не желая возвращаться под власть помещиков, не перенося этой вечной военной тревоги, не прекращавшейся и не дававшей надежды на прекращение. Уходили за Днепр, все далее и далее, за московскую границу, в Слобожанщину, и это движение продолжалось в течение последующих десятилетий: еще более возросло в 1660-х гг., а теперь в 1674-76 гг. дошло до крайних пределов. Приднепровье киевское и брацлавское опустело совершенно, и даже и из более отдаленных местностей население стало передвигаться за Днепр. Дорошенко увидел, что если движение будет таким образом продолжаться, то оно одно уже погубит все его планы - просто не над кем будет гетманствовать. Принимал он всякие меры: рассылал универсалы, увещевал, грозил, удерживал силой, велел не пускать за Днепр, даже разбивал отряды переселенцев и отдавал татарам, чтобы страхом отвратить население от этого переселения - все напрасно. Уже в 1675 г. Самойлович сообщал в Москву, что на Правобережье осталось очень мало населения. Так как в Левобережной Украине свободных земель оставалось очень немного, то население двигалось за московскую границу, в теперешнюю Харьковскую и Воронежскую губернии.

Дорошенко видел, что дело его проиграно бесповоротно, но хотел, по крайней мере, что-нибудь выговорить себе у московского правительства - сохранить гетманство хотя бы в какой-нибудь части Украины, и держался до последней возможности, чтобы вырвать эту уступку. Трагическое впечатление производит этот «последний казак» на своей Чигиринской горе, оставленный всеми, среди опустевшего края, с горстью своих наемных казаков «серденят». Но уже все менее и менее оставалось энергии в нем самом. Самойлович решительно противился всяким уступкам, и московское правительство также стало на ту точку зрения, что единым гетманом для всей Украины должен остаться Самойлович, а Дорошенко должен отдаться под его «регимент». Переговоры тянулись, московское правительство хотело окончить дело по возможности мирно, чтобы не навлечь турецкого нашествия. Дорошенко напрасно призывал турок спасти его. Сирко, спасая своего союзника, выступил со старой запорожской теорией, что дело надо передать на решение Запорожья: оно должно избирать гетмана, и оно же должно решить и данный вопрос. Дорошенко передал свои гетманские клейноды запорожцам, и Сирко собирался созвать общую раду для нового избрания гетмана. Но Самойлович не хотел, конечно, признавать этих запорожских претензий. Весной 1676 г. он отправил за Днепр черниговского полковника Борковского, чтобы покончить дело; но Дорошенко не сдался, а Борковский не решился приступить к Чигирину. Тогда под осень отправился сам Самойлович с Ромодановским с большими силами. Дорошенко призывал турок и татар - они не явились. Тогда он решил, что час его пробил, и ему следует покориться окончательно, не затягивая этой безнадежной усобицы. Он вышел из чигиринского замка навстречу передовому полку Самойловича, а затем отправился за Днепр, сложил клейноды перед войском, и они были переданы Самойловичу. Это было в сентябре 1676 г. Политическая роль Дорошенко была окончена. Он выговорил себе только, чтобы ему дали спокойно и свободно доживать свой век, но и этого условия московское правительство не исполнило: выписало его в Москву, не обращая внимания на горькие жалобы Дорошенко и самого Самойловича. В Москве продержали его несколько лет под почетным арестом, затем послали воеводой в Вятку (1679- 82 гг.), и уже после этого дали ему поместье Ярополче в Волоколамском уезде - доживать свой век на покое, а на Украину так и не пустили.Он умер в 1698 году, пережив и своего союзника Сирка, умершего в 1680 году, и противника Самойловича, окончившего свою жизнь в ссылке в Сибири.

Сдачей Дорошенка, однако, не был еще разрешен вопрос о Правобережной Украине. Самойлович напрасно рассчитывал сделаться гетманом обеих сторон Днепра. Турция, не поддержав своевременно Дорошенко, не хотела выпускать Правобережной Украины из своих рук, Польша тоже - и так борьба из-за несчастной, почти совершенно опустевшей страны продолжала тянуться без всякой надежды на завершение.

Узнав о капитуляции Дорошенко, турецкое правительство задумало поставить на его место в качестве своего вассала Юрася Хмельницкого. Во время похода на Украину в 1672 г. турки захватили его в плен, привезли в Стамбул и здесь держали в заключении; теперь султан приказал патриарху снять с него монашеский чин и послал с войском на Украину в качестве гетмана. Летом 1677 г. турецкое войско пришло с ним к Чигирину. Там находился московский гарнизон; Ромодановский и Самойлович отправились к нему навстречу - тогда турки отступили. Но на следующий год они начали приготовляться к новому походу, а от Москвы требовали, чтобы она решительно отказалась от Правобережной Украины. Это очень встревожило московское правительство, и оно действительно намерено было оставить Правобережье, чтобы не накликать войны с Турцией. Но Самойлович не хотел согласиться на это. Тогда Ромодановскому была дана секретная инструкция - на случай нового прихода турок отправиться с Самойловичем к Чигирину, но до войны не доводить, а войти с турками в соглашение, чтобы они не ставили своих крепостей за Днепром, уничтожить Чигирин и забрать оттуда людей. Летом 1678 г. турки действительно пришли и осадили Чигирин. Чигиринский гарнизон, не зная тайной московской инструкции, стойко защищался, пока совершенно неожиданно не получил от Ромодановского приказания выйти из Чигирина и уничтожить замок. Заложив мины, гарнизон вышел, и затем взрыв уничтожил Чигиринскую крепость; при этом погибло много турок, спешивших занять замок. Остатки населения насильно переведены были за Днепр.

На Украине всем этим были очень недовольны и высказывали сильные нарекания на Москву, с легким сердцем опустошившую и продавшую врагам страну, население которой вручило себя ее защите. Перегнанных из-за Днепра правобережцев Самойлович проектировал поселить в Слободской Украине с тем, чтобы она отдана была под его гетманскую власть взамен Правобережной Украины. Но московское правительство не соглашалось на такую компенсацию, так как эти слободские украинские земли состояли под непосредственной властью московских приказов. Тогда Самойлович поселил правобережцев на степном пограничье, над рекой Орелью. Эти принудительные перегоны людей с правого берега сохранились в памяти народной под названием «Згина». Пустыней Правобережье оставалось недолго. Новый польский король Ян Собеский, избранный в 1676 г., собирался предпринять войну с Турцией, чтобы возвратить обратно Подолию. В этих видах Польша старалась заручиться поддержкой московского правительства: окончательно уступила Москве Киев за сумму 200 тысяч рублей, заключила вечный мир в 1680 г. и приглашала к совместным действиям против Турции. Но одновременно Москва вела переговоры о мирном трактате с Турцией. Московские бояре запрашивали по этому вопросу Самойловича, и он решительно советовал не доверяться полякам, не вступать с ними в союз, а войти в соглашение с Турцией и при этом выговорить у нее земли от Днепра до Днестра или хотя бы до Буга. Московское правительство приняло этот совет, но хан воспротивился, и в конце концов было решено границей принять Днепр, а земли между Днепром и Бугом оставить незаселенными. В таком смысле составлен договор между Москвой и Турцией в 1681 г.; но при подтверждении его в Стамбуле эта статья, оставлявшая земли между Днепром и Бугом незаселенными, была вычеркнута, так как турецкое правительство намеревалось их заселить.

Это, однако, ему очень плохо удавалось. После чигиринских походов 1677-78 гг. турки оставили Правобережную Украину под управлением Юрася Хмельницкого, надеясь, что его славное имя привлечет к нему население, но Юрась, кроме славного имени, ничего другого не имел и не был в состоянии достигнуть ничего положительного в таких тяжелых условиях. В 1681 г. турки отозвали его и поручили Украину управлению молдавского воеводы Дуки, и тот через посредство своих агентов занялся колонизацией этого края, призывая поселенцев и обещая им долголетние льготы. На эти призывы стали являться поселенцы обратно из-за Днепра, убедившись, что тамошние условия жизни тоже очень непривлекательны. Но Дуку схватили поляки в 1683 г., и на этом кончилась его колонизационная деятельность, а после него турки не сумели достигнуть никаких успехов в заселении этого края, хотя и делали разные попытки. Украинский летописец Величко рассказывает, что Юрась Хмельницкий потом еще раз был прислан на Украину, после Дуки, но кончил плачевно: он замучил одного богатого немировского еврея, и турки приговорили его за это к смерти и удавили в Каменце. Но это довольно сомнительный рассказ - из других источников ничего не известно об этом возвращении Хмельницкого.

С гораздо большим успехом вели заселение Правобережной Украины разные колонизаторы, действовавшие по поручению польского правительства. Собеский для своих войн с Турцией нуждался в казацком войске, и разные лица собирали казаков по его поручению. Казаки участвовали в походе Собеского 1683 года, когда он ходил выручать Вену от турок, оказали ему весьма ценные услуги, и он находил очень желательным заселить Приднепровье поселенцами, которые могли бы нести казацкую службу. В 1684 г. Собеский определил для казацких поселений земли на юг от р. Роси, обещая поселенцам разные права и льготы, и его распоряжения затем подтвердил сейм в 1685 г. Организацией заселения занялось несколько лиц, принявших звание полковников здешних полков: Искра в Корсуне, Самусь в Богуславе, Абазин на Побужье, а Семен Гурко, прозванный Палием, наиболее известный из них, занял окрестности Фастова, между р. Росью и тогдашней границей Гетманщины. К ним массами двинулся народ с правого берега - из Полесья, из Волыни, Подолии, и из левобережных полков, особенно соседних южных: Гадячского, Лубенского, Миргородского.

Как раньше население уходило с правого берега на левый, так теперь шло оно назад; местные власти устраивали заставы и караулы, чтобы силой задерживать и возвращать переселенцев, но не могли удержать этого движения. Именно в это время в Левобережной Украине старшина, воспользовавшись наплывом новых поселенцев, начала усиленно вводить разные повинности и налоги с крестьянского населения, стеснять крестьян в землевладении. Недовольное этим население двинулось теперь на призывы Палия и других полковников огромной массой на вольные земли. В каких-нибудь три-четыре года снова появилось значительное казацкое население и казацкое войско на Правобережье. Это было кстати Собескому, пользовавшемуся казацкой помощью в своих войнах с Турцией; но новое население не было расположено укладываться в рамки польского режима, и уже с 1688 г. Палий и другие полковники начинают старания присоединить восстановленные правобережные полки к левобережной Гетманщине.

В то время, как Правобережная Украина переживала такие резкие перемены, такие страшные катастрофы, переходила из польских рук в московские, из московских в турецкие, пустела и заселялась, умирала и оживала, стонала под экзекуциями и снова возрождалась при нервом дуновении свободы, неумирающая как сама жизнь, жизнь Левобережной Украины тихо и постепенно катилась под гору, приближаясь к закату своей политической и общественной свободы. С 1668 г., от восстания Брюховецкого, в продолжение нескольких десятков лет она не переживала никаких смут, никаких сильных потрясений. Келейно и конспиративно убрала старшина неприятного ей «мужичьего сына» и посадила на его место ловкого и осторожного Поповича, так же точно, спустя пятнадцать лет, келейно покончила она с Поповичем и заменила его Мазепой. Келейно упразднила или позволила московскому правительству упразднить остатки украинских политических прав и покорно исполняла требования московских правителей.

Имея перед собой пример бывшего гетмана Многогришного, бедствовавшего в Сибири, «скитаясь меж дворов, и помирая голодной смертью», как он описывал в своих челобитных, осторожный Самойлович старательно избегал всего, что могло бы возбудить против него неудовольствие московских правителей. Сыновей своих он выслал в Москву - это служило к их пользе, так как они снискивали здесь расположение московских правителей, которое могло им пригодиться впоследствии, и одновременно свидетельствовало о верности их отца. Сыновей этих Самойлович потом провел в полковники: один был стародубским, другой черниговским, третьим полковником - гадячским был его племянник, дочь свою Самойлович выдал за боярина Ф. Шереметева и исходатайствовал, чтобы его прислали воеводой в Киев. И Москва ценила службу верного гетмана и его благоразумные советы, не обращала внимания на доносы, которые время от времени поступали на него, - и казалось Самойловичу, что он может быть вполне спокоен относительно своей булавы; недругов своих он победил, окружил себя родственниками, обеспечил себя царской милостью. Правда, за эту милость Самойловичу приходилось иногда исполнять очень неприятные поручения, а его просьбы, затрагивавшие московскую политику, оставлялись без удовлетворения; знаем уже, как окончилась его просьба о передаче под его «регимент» слободских полков; таких случаев было немало. Пришлось ему устроить для московского правительства то, чего до сих пор никто не хотел сделать - привести киевскую митрополию в подчинение московского патриарха. Когда умер Тукальский в 1684 г., московское правительство поручило Самойловичу провести на митрополию такого человека, который принял бы посвящение от московского патриарха и признал его власть. Самойлович нашел такого кандидата в лице своего родственника Гедеона, князя Святополка-Четвертинского, епископа Луцкого, и обставил дело так, что его избрали митрополитом, обойдя Барановича, которого не любил Самойлович. Последний просил только московское правительство, чтобы оно само уладило дело с константинопольским патриархом, из власти которого киевский митрополит должен был перейти под власть патриарха московского. Московское правительство обратилось к патриарху, но тот оказал неожиданное сопротивление: говорил, что не может решать без участия других патриархов. Тогда московские политики поручили это дело турецкому визирю, и тот произвел «давление» на патриархов, так что они должны были дать согласие. Турция в это время заискивала у Москвы, чтобы она не присоединялась к союзу, который организовал против турок Собеский. Так уничтожена была автономия украинской церкви, и она перешла под власть московской иерархии, а вместе с ней также и вся тогдашняя духовная и культурная жизнь Украины.

Но все эти услуги и заслуги перед московскими правителями в конце концов не спасли Самойловича от печального конца. Полагаясь на московское покровительство, этот когда-то «добрый и ко всем людям расположенный и благосклонный» попович начал забываться. Он стал править всем самовластно, без совета старшин, обращался с ними свысока, за должности брал взятки, очень зазнался и, как подозревали, задумывал передать после себя булаву сыну и сделать гетманство наследственным в своем роде. Все это вооружило против него старшин, и они ждали только случая, чтобы повести против него интригу, как и против его предшественника. И благоприятный случай совершенно неожиданно представился. Несмотря на убеждения Самойловича, московское правительство в конце концов заключило союз с Польшей против Турции. В 1686 г. оно заключило с Польшей вечный мир (при этом доплатило за Киев еще раз 146 тысяч рублей) и обещало воевать с Крымской Ордой, чтобы отвлечь ее в гот момент, когда Польша с Австрией и Венецией откроют военные действия против Турции. Самойлович довольно неодобрительно отзывался об этом плане, тем более, что при этом от Польши не удалось получить отречения от ее претензий на правый берег Днепра, как того хотел Самойлович. Но, в конце концов, раз дело было окончено, изменить его было нельзя, и нужно было идти в поход на Крым вместе с московским войском, с которым шел тогдашний руководитель московской политики, боярин Василий Голицын, любимец царевны Софии - правительницы.

Зная условия стенной войны, Самойлович дал очень дельные советы, как надо было повести этот поход: выступать ранней весной и с большими силами. Но советы эти не были исполнены, поход был снаряжен поздно, когда уже высохла трава; татары выжгли степь, и войскам пришлось возвратиться назад ни с чем. Это очень опечалило Голицына, так как грозило пошатнуть его положение, ему надо было найти, на кого бы сложить вину неудачи. И вот старшина, сообразив все это, на возвратном пути из похода подала Голицыну донос на Самойловича, обвиняя его в том, что он нарочно подстроил все, чтобы поход не удался, так как вообще несочувственно относился к Москве, а в особенности к ее союзу с Польшей и войне с Крымом. Хотя все это было совершенная ложь, царевна с Голицыным, не принимая в расчет заслуг старого гетмана, ухватились за этот донос, чтобы свалить на него вину похода. Голицыну поручено было отставить Самойловича от гетманства, ввиду неудовольствия против него старшины, выслать его с семьей в Москву и избрать на его место нового гетмана. После этого Самойлович был арестован и выслан без суда, вместе со старшим сыном, в Сибирь, имущество его было конфисковано и разделено пополам - одна половина поступила в царскую казну, другая - в войсковой скарб. Младший сын Самойловича, черниговский полковник, за то, что «бунтовал» - пробовал сопротивляться при аресте - был отдан под суд, приговорен к смерти и бесчеловечно казнен в Севске. Старик Самойлович спустя два года умер в ссылке, в Тобольске.

Между тем при первом известии об аресте Самойловича в казацком войске и по полкам на Украине начались восстания против старшины, в лагере под Кодаком прилукские казаки бросили своего полковника и полкового судью в огонь и засыпали землей; в Гадячском полку убили нескольких старшин; в других грабили старшину, арендаторов и других людей, «приятелей бывшего гетмана». Ввиду этого старшина просила скорейшего избрания гетмана вместо временно поставленного «наказного» гетмана Борковского. Очевидно, дело с избранием было улажено заранее Иваном Мазепой. Он обещал Голицыну 10 тысяч рублей за свое избрание, и под давлением всесильного тогда Голицына кандидатура Мазепы не встретила никаких препятствий. Перед радой приняты были статьи - старые глуховские 1669 г. с некоторыми изменениями; утверждены были за старшиной поместья, розданные ей царями и гетманами; решено было, что гетман не может отбирать от старшины должностей без царского указа. Чтобы теснее связать Украину с Москвой, решено было принимать меры к развитию смешанных браков между украинским и московским населением и переселений из украинских городов в московские, но в статьи эти последние решения не были включены. После этого Голицын рекомендовал старшине избрать Мазепу, что старшина и исполнила 25 июля 1687 г.

Новый гетман Иван Степанович Мазепа происходил из украинской шляхты окрестностей Белой Церкви. Он родился около 1640 г. и мальчиком был отослан к королевскому двору; в 1659 - 63 гг. его посылают уже оттуда с различными поручениями на Украину. Затем он оставил королевский двор (этот шаг связывают с его любовным приключением, воспетым столькими поэтами), поселившись на Украине и вступив в казацкое войско, он стал здесь близким человеком к Дорошенко, затем в 1675 г. был схвачен на пути в Крым, куда ехал с поручениями Дорошенко, и очутился на Левобережной Украине; здесь вошел в доверие у гетмана Самойловича и у Москвы и в момент падения Самойловича был генеральным есаулом.

Смена гетмана не произвела перемены в украинской жизни: Мазепа шел по стопам своего предшественника, тем проторенным путем, которым пошла вся левобережная старшина, жаждавшая покоя и благосостояния после десятилетий тревожной и безуспешной борьбы. Падение Дорошенко послужило для нее уроком и, одновременно, показателем новых условий. Это был последний деятель эпохи Хмельницкого, последний представитель великой эпохи украинского освобождения, и те крайние средства, за которые хватался он для его осуществления, и судьба, постигшая его, покинутого всеми, возненавиденного народом, наводила современников на мысль, что Украине нет выхода из московской зависимости. Считали невозможным бороться с силами Москвы, имея против себя население, враждебно настроенное против старшины по мотивам социальным и подозрительно относившееся к самым чистым политическим побуждениям ее, и такое же враждебное и подозрительное Запорожье. Легче было плыть на московском буксире и пользоваться милостями московских правителей для собственного благополучия.

Ограничивая политические свободы Украины, добиваясь все новых и новых уступок от старшины в политических вопросах, московское правительство предупредительно шло навстречу ее желаниям и просьбам, касавшимся поместий и имений, и в эту сторону направляли интересы старшины. Создать на Украине владельческий, помещичий класс, закрепостить ее крестьянское население - это значило приблизить Украину к такому же помещичьему, рабовладельческому строю Московского государства. Вместе с тем это усиливало вражду между украинским народом и его политическими руководителями и все более углубляло разделявшую их пропасть. Парализовало и свободолюбивую народную массу - «род сицев иже свободы хощет», как писал об Украине старик Баранович, - этот народ, не желавший покоряться московским порядкам, как он доказал это восстанием 1669 г. И одновременно, отдавая в неволю старшине народ, отдавало старшину в руки московского правительства. Вершители московской политики хорошо понимали, какое впечатление на старшину будет производить сознание, что ключи к ее экономическому положению лежат в руках Москвы и последняя во всякое время может поднять против нее этот порабощенный народ.

Московское правительство знало, что делало, щедро раздавая поместья старшине за верную службу и утверждая гетманские пожалования, оно налагало этим прочное иго на старшину. Но иго это было сладко, и старшина с удовольствием принимала его и легко шла в нем тем путем, какой указывало ей московское правительство. Она превращалась в помещичий класс, захватывала земли, свободные перед тем или считавшиеся войсковыми; закрепощала крестьян и казаков и верно служила московскому правительству за содействие в этого рода делах. И такую же линию ведут гетманы -избранники старшины - Самойлович и Мазепа. Покорно подчиняясь московской власти и исполняя ее волю, они служили интересам старшины, содействовали ей в этом процессе присвоения войсковых земель и закрепощения населения, не задумываясь над тем, какой опасный разлад создавал этот новый общественный процесс на Украине. Эпоха Самойловича и Мазепы, охватившая в сумме почти сорок лет - тяжелые годы, когда решалась судьба свободного строя, созданного великим восстанием 1648-49 гг., - именно ознаменовалась созданием, на развалинах этого незавершенного свободного строя, новой неволи украинского населения, разрушившей затем все остатки и начатки свободного политического строя.

Шло это двумя указанными путями - захватом земель и закрепощением населения. После великого восстания 1648-49 гг., по изгнании помещиков, в Левобережной Украине образовалось огромное количество свободных земель, которые население занимало свободной заимкой, образуя поселения, хутора, обрабатывая столько земли, сколько могло осилить, и создавая совершенно новые экономические отношения и нормы. Однако хотя казалось, что весь старый, панский строй был «скасован казацкой саблей», остатки его пережили восстание, и когда пронеслась первая буря, они сейчас начали оживать и разрастаться, заглушая первые всходы нового, еще слабого, неоформленного строя. Остались поместья православных монастырей и церквей, по-старому хозяйничавших в них. Сохранили свои поместья некоторые шляхтичи, присоединившиеся к казачьему войску и выпросившие себе пожалования на свои поместья от царского правительства. По их примеру начали испрашивать себе грамоты на поместья и казацкие старшины.

Заняв место польской шляхты в управлении краем, казацкая старшина, как уже было отмечено, склонна была считать себя привилегированным классом, призванным занять место шляхты в общественно-экономических отношениях. Старшинские роды принимают шляхетские гербы, отыскивают или сочиняют себе родословные, выводя свой род от различных шляхетских родов Польши и Литвы. Вследствие отсутствия законов, упорядочивавших новые общественные и экономические отношения, они в своей юридической практике - в судах городских и казацких, и в практике административной обращаются к старым сборникам законов - Литовскому Статуту, немецкому магдебургскому городскому праву, и из них старые понятия о владельческих правах начинают проникать в новые отношения, пропитывают их и подтачивают самые основы нового строя, и постепенно вводят его в старые колеи. На основе этих старых норм росли и укреплялись права старшины на землю и претензии на крестьянское неказачье население. Свободные, незанятые земли старшина присваивала без всяких формальностей, подобно тому, как делали это казаки и крестьяне - только заимки свои производила в гораздо больших размерах, рассчитанных не на работу собственных рук, а на крестьянскую, крепостную. Не удовлетворяясь землями пустопорожними, старшины выпрашивают от гетмана, полковников, а то и от царского правительства земли населенные, на которых жили свободные крестьяне и хозяйничали на своих землях, как на собственных. Неожиданно эти крестьяне со своими землями оказывались в руках «пана» - старшины, и есл

12.01Вильгельм Оранский. Последние годы жизни

12.01Вильгельм Оранский. Борьба за единство Нидерландов

09.01Вильгельм Оранский в 1567 - 1576 гг.

04.09Вильгельм Оранский. Вождь оппозиции

04.09Вильгельм Оранский. Начало политической деятельности