Раскол Украины после Переяславской рады

Великое народное движение, поднятое Хмельницким, сообщило новый строй всей Восточной Украине - Гетманщине. Казацкая военная организация уже в первых десятилетиях XVII в. постепенно оседала и прикреплялась к земле по мере того, как все большее число оседлого и хозяйственного крестьянского и мещанского населения отдавалось под казачий присуд и записывалось в войско. Разделение казачьего войска на полки переходило в разделение оказаченной территории на полковые округи. Уже в 1630-х гг. существовали такие полки, как Чигиринский, Черкасский, Каневский, Корсунский, Белоцерковский, Переяславский и даже Лубенский - хотя Лубенщина была частным владением, а не королевским. Уже в это время полковники, сотники и атаманы являлись не только начальниками своих войсковых отрядов на войне, но сохраняли свое значение и мирное время, как власти судебные и административные для всего казачьего населения своего округа, заменяя для него всякую иную власть. Восстание Хмельницкого надолго устранило из обширных пространств Восточной Украины, из воеводств Киевского, Брацлавского Черниговского всякую иную власть - остались только выборные городские магистраты, остались монастырские поместья, в которых продолжали сохраняться старые порядки вотчинного управления, и вне его было одно только свободное, в значительной степени оказаченное население. Те, кто не присоединился к казакам, записывались в мещане, безразлично, жили ли они в городах или в селениях, и с них собирались различные доходы в казачью войсковую казну. Казачье население податей не платило и только отбывало военную службу. В этот период беспрерывных казачьих войн казачьи власти старались иметь этого казачьего населения возможно больше, да и само население находило более безопасным записываться в казаки, чтобы не попасть снова в крепостное состояние.

Число полков при Хмельницком было неодинаковым. В реестре 1649-50 гг. на правой стороне Днепра было девять полков: Чигиринский, Черкасский, Каневский, Корсунский, Белоцерковский, Уманский, Брацлавский, Кальницкий и Киевский, а по левой стороне – семь: Переяславский, Миргородский, Кропивенский, Полтавский, Прилукский, Нежинский и Черниговский. Полки разделялись на сотни тоже неодинаково, в ином полку не было и десяти сотен, в ином до двадцати, и число казаков было в них неравное: в реестре 1649 г. в одних сотнях было по двести и по триста казаков, в других - только по несколько десятков. Полковник был начальником своего полкового округа; полковая старшина, постепенно слагавшаяся по образцу генеральной - полковой обозный, судья, есаул, писарь - составляла совет при полковнике по всем делам своего полка; сотник управлял своим сотенным округом; казацкими общинами заведовали атаманы. Собственно говоря, с этими военными должностями была связана власть только над казачьим населением, но в действительности к ним перешла общая власть над всем населением; только более значительные города и церковные и частные поместья находились в меньшей от них зависимости, подчиняясь лишь гетману, но помещичьих имений сначала было очень мало, так как огромное большинство их было уничтожено во время народного восстания.

Вообще, военный строй хотя, в принципе, включал только казачье сословие, казачье войско, однако уже за десятилетнее правление Хмельницкого принял более общий характер. Это не сразу вошло в сознание, но на практике почувствовалось очень скоро. Ведя переговоры с Москвой, он, по старой памяти, говорил, что войско будет управляться по своим порядкам, а к московскому правительству отойдет то, что ранее составляло прерогативы польского правительства. Но когда московское правительство начало присылать своих воевод, намеревалось собирать доходы с неказачьего населения и править им через своих агентов, казачья старшина, привыкнув за это время править нераздельно, почувствовала, что, собственно, для какого-либо иного управления нет уж места в Гетманщине: оно нарушило бы значение и силу казачества. Гетман сделался повелителем всей страны, главой украинского правительства, и все, что было на Украине, должно было ему повиноваться. Но гетман был главой военной казацкой организации, значит, и областные ее представители - полковники должны были получить значение власти всеобщей, всесословной. Военный штаб гетмана занимает место кабинета министров, украинского правительства. Генеральная старшина: обозный, судья, есаул, писарь, называющиеся генеральными для отличия от таких же полковых чинов, становятся советом министров при гетмане и решают все дела общегосударственного характера. «Рада» старшин - генеральной старшины и полковников - и общая «войсковая рада» всего казачества собираются для важнейших дел и вершат судьбу страны.

Казачья старшина и украинское общество чувствовали необходимость такого автономного всесословного устройства, и военная казачья организация выполняла ее роль; но новый украинский автономный строй не был продуман до конца и не организован планомерно. Это пробовали сделать при Гадячской унии с Польшей в 1659 г., но эта конституция не была осуществлена на практике. Поэтому между понятием общеобластного правительства и понятием казацкого устройства, как организации войсковой, оставалась, так сказать, щель, в которую входили посторонние претензии, особенно московские, и вызывали беспорядок, неопределенность, раздражение. Крупным недостатком этого строя было то обстоятельство, что войсковые чины, старшинская рада или войсковая рада, в состав которой входили только казаки, а не все сословия: духовенство, мещане, крестьяне, шляхта, должны были править всем краем и всеми сословиями. И так как все это были отношения совершенно новые, то тем более они складывались нелегко, вызывали недоразумения и трения. Новый строй был слишком классовым, сословным, связанным с войском, и это затрудняло переход его к новому общенародному, общегосударственному значению. Старые порядки войскового самоуправления, когда рады, собранные по какому-нибудь поводу каким-нибудь казаком, без церемонии смещали гетмана и старшину, не годились для новых отношений. Власть должна была быть прочной и уверенной в себе, раз на нее возлагалась ответственность за судьбу целого края, особенно в такой решительный момент, в таких тяжелых и сложных обстоятельствах. Хмельницкому удалось благодаря своим талантам и успехам высоко поднять гетманскую власть в сравнении с прошлым. Войсковые рады собирались только тогда, когда считал это нужным гетман - изредка, в наиболее важных вопросах, и то больше для формы. Дела обсуждались на раде старшины, которую также созывал гетман, когда считал это нужным. Но эта новая практика вызывала неудовольствие среди некоторой части казачества, особенно на Запорожье, и преемникам Хмельницкого не всегда удавалось поддержать престиж своей власти, а всякое ослабление и шаткость власти гетмана ослабляли сейчас же значение этой центральной власти и всего казацкого строя, как управления и организации общегосударственных.

Не сразу также можно было искоренить старые взгляды, созданные всей предыдущей историей казачества, что центр казацкой жизни и строя - это Запорожье, Сечь, и что оттуда должны исходить и выбор гетмана, и общее направление всей украинской политики. Уже в 1620-30-х гг., когда казачество начинает овладевать «волостью» и здесь создается прочная казацкая организация и управление, уже тогда Сечь теряет свое значение казачьей столицы, казачьего центра. В новых условиях центром украинской жизни делается гетманская резиденция, где сосредотачивается высшая казачья старшина, где решаются всякого рода дела в войсковом суде и в генеральной войсковой канцелярии. Претензии Сечи на старое значение являлись уже пережитком, анахронизмом. Со времени Хмельницкого Сечь становится прибежищем удальцов-добытчиков, передовой стражей Украины, без сколь-нибудь решающего политического значения. Но когда не стало славного гетмана, сечевики претендуют на то, чтобы от них исходило избрание гетмана и старшины; жалуются, что старшина захватила правление и не желает признавать власти Сечи.

Во всем этом лежали зародыши позднейших смут. Если бы Хмельницкий не умер так рано, и более того, если бы после его смерти Украина могла прожить спокойно каких-нибудь десятка полтора лет, эти зародыши не выросли бы. Украинское общество жило чрезвычайно интенсивно и быстро росло в своем политическом самосознании. Если бы оно было предоставлено самому себе и могло спокойно работать над своим общественным и политическим устройством, над своей конституцией, оно, наверное, сумело бы упрочить новый строй и организовать его более последовательно и определенно, сумело бы уладить разные противоречия и приспособить для новых нужд государственной жизни старые отношения и порядки. Но именно этого-то оно и не имело. Все время Украина жила на военном положении, со всех сторон подстерегали ее другие государства, жадно ловившие малейшее внутреннее раздвоение или смуту, чтобы раздуть их, чтобы вбить клин в каждую щель и разбить, ослабить с его помощью украинскую силу сопротивления.

Кроме этих слабых сторон политического строя, врагам сослужило службу также и общественное, социальное раздвоение между украинскими народными массами, с одной стороны, и старшинскими кругами, с другой, между народом и старшинским правительством. Народ поднимал восстание, чтобы освободиться от помещичьей власти; он воспользовался казацким движением, чтобы изгнать шляхту из Украины, завладеть землями, которые разобрала шляхта, и располагать свободно своим трудом и своей судьбой. И больше всего он боялся, чтобы паны не возвратились снова на Украину и не завели вновь своих порядков. Поэтому он ни за что не хотел мириться с поляками и поэтому же недоверчиво смотрел на все, что указывало на поворот к старым панским порядкам.

Между тем казацкая старшина, имея в своих руках власть и управление и заняв в этом смысле место шляхты, была расположена идти по следам последней и в общественно-экономической сфере: владеть землями, основывать села и заводить подданных. В этой атмосфере она выросла и другого способа материального обеспечения своего не знала и не видела. При первом же удобном случае - в первом посольстве старшины в Москву в 1654 г., участники этого посольства начали выпрашивать у московского правительства грамоты на разные имения с правом поселять в них подданных. Правда, эти выпрошенные грамоты они боялись даже предъявлять на Украине, зная, как враждебно отнесется к этому население. Но народ украинский уже чувствовал, что новая старшина идет старой дорогой, и враждебно относился к ней, подозревая в ее политике эгоистические, корыстные вожделения. Резко эта вражда обнаружилась позже, но существование ее проявляется уже непосредственно после смерти Хмельницкого и ослабляет позицию старшины и ее политику, - и это опять-таки наносило огромный ущерб Украине, так как старшина, независимо от своих классовых интересов, отстаивала политические интересы всего народа.

В трудных условиях тогдашнего политического момента непростительной неосторожностью был выбор гетманом сына Хмельницкого, неопытного и бесталанного юноши. Старшина не решилась выступить против этого плана перед глазами умирающего Богдана и задумала поправить дело после его смерти. Игнорируя Юрася, они произвели новые выборы и выбрали гетманом долголетнего войскового писаря, доверенного человека покойного гетмана, Ивана Выговского. Позже ходили рассказы, что он сначала был избран временным гетманом - пока Юрась кончит учение и придет в более зрелый возраст, а затем Выговский самоправно захватил булаву и сделался «совершенным гетманом». Но документы не дают никаких указаний в этом смысле: Выговского избрали гетманом сразу, но старшина боялась, чтобы «чернь казацкая», стоя на стороне Юрася, не протестовала против этого выбора, поэтому избрание совершено было не на полной войсковой раде, а на старшинском съезде, и уже потом, когда в Москву пошли доносы об этой неформальности, Выговский повторил свой выбор на полной войсковой раде и снова был избран гетманом.

Новый гетман, конечно, был на голову выше Юрася, человек опытный, толковый, неплохой политик, при этом, без сомнения, украинский патриот, искренний автономист, единомышленник старшины, вместе с ней горячо желавший обеспечить свободу и неприкосновенность Украины, но он не пользовался такой популярностью, как Хмельницкий. Был он украинский шляхтич из киевского полесья, служил в канцеляриях, не имел особенного расположения к военному делу и в войско попал случайно: рассказывали, что Хмельницкий выкупил его у татар, когда он попал в неволю в битве над Желтыми Водами. К тому же и на гетманство Выговский попал не по избранию всей рады, а помимо ее. Все это в тех и без того необычайно тяжелых обстоятельствах еще более осложняло положение нового гетмана.

Сначала Выговский хотел продолжать политику Хмельницкого: держаться по возможности нейтрально между Москвой и Швецией, Крымом и Польшей, чтобы обеспечить спокойствие на Украине, упрочить ее новый строй и порядок и свое собственное положение. Он склонял снова на свою сторону Крымскую Орду, перешедшую было на польскую сторону; довел начатые переговоры со шведским королем до очень ценного союзного трактата, по которому шведский король обязывался «признать и провозгласить Запорожское войско, со всеми подвластными ему землями, народом свободным и никому не подвластным», его свободу и права защищать ото всех врагов, а специально от Польши добиться признания свободы и независимости «войска Запорожского» (т. е. Восточной Украины) и расширить его власть также и на Западную Украину. Это были очень важные обещания, но давались они уже тогда, когда шведская политика пошла на убыль: шведский король должен был вывести войско из Польши, так как на него напала Дания, и Швеция, таким образом, не могла служить опорой для Украины. Оставалась Польша и Москва; польское правительство продолжало свои переговоры с гетманом, приглашая возвратиться под власть польского короля и обещая всякие права, вольности и льготы, до автономии Украины включительно. Москва, наоборот, хотела воспользоваться смертью Хмельницкого, чтобы расширить свою непосредственную власть на Украине, взять в свои руки собирание доходов, поставить воевод в других украинских городах (до сих пор воеводы были только в Киеве) и положить конец церковной независимости Украины.

Все это были вещи очень неприятные украинской старшине и всему обществу, но Выговский, насколько мог, шел навстречу желаниям Москвы и не протестовал открыто против этих планов. Не чувствуя себя прочно, он надеялся, что за его покорность московское правительство поддержит его против враждебных ему течений, которые начали проявляться на Украине, но надежды его не оправдались.

Так как Выговского в гетманы провела старшина без полной рады, то этим воспользовались всякие враждебные старшине элементы, в особенности Запорожье, наиболее враждебное новым порядкам, стоявшее за старый демократический войсковой строй, когда войсковая рада правила всем, отнимала и давала булаву, а центром всего была Сечь. Сторону запорожцев держали и соседние левобережные полки Полтавский и Миргородский, ввиду близкого соседства стоявшие в наиболее тесных и близких отношениях с Запорожьем. Там именно и обнаружились враждебные Выговскому и старшине течения, и ими задумал воспользоваться полтавский полковник Мартын Пушкарь, чтобы устранить Выговского. Он и его единомышленники жаловались, что старшина посадила Выговского при помощи хитрого маневра, без войскового выбора, без Запорожья, а гетманы должны избираться на Запорожье; что Выговский не казак, а лях, и не мыслит добра войску и народу, а хочет продать Украину полякам. Чтобы положить конец всем этим слухам, Выговский созвал новую раду, куда были приглашены депутаты от полков, и на этой раде Выговский снова был избран гетманом, и московское правительство после этого признало его правильным и законным гетманом.

Но противники Выговского и старшины от этого не успокоились. От Пушкаря и запорожского кошевого Барабаша продолжали идти в Москву гонцы с доносами и жалобами на Выговского - что он неправильно избран и войско не желает иметь его гетманом, так как он изменник, и тому подобное. Выговский надеялся, что московское правительство за его покорность поможет ему усмирить эти враждебные течения, вынудит его врагов к послушанию ему, как законному гетману, и даже в случае надобности поможет усмирить их вооруженной силой. Между тем московское правительство не хотело так резко выступать против людей, рекомендовавших себя наивернейшими приверженцами и слугами Москвы. Она принимала от них послов, посылала к ним увещания, делала им различные уступки, а те на этом основании распространяли слухи, что Москва поддерживает их, а Выговского также не считает настоящим гетманом.

Выговский пришел к убеждению, что Москва не поддерживает его искренне, и враждебное движение только увеличивается вследствие ее двуличной политики, и решил сам сломить врагов. Московское правительство убеждало его не воевать, подождать, не послушают ли его противники московских увещаний. Но дальше ждать Выговскому было нельзя. Весной, призвав на помощь татар, он отправился с войском за Днепр и под Полтавой разгромил пушкаревцев. Сам Пушкарь был убит. Полтава была взята, и здесь посажен был новый полковник, а все предводители восстания подверглись тяжелым наказаниям. После этого Выговский и его сторонники считали свои отношения к Москве бесповоротно и решительно испорченными. Митрополит Дионисий Балабан, избранный украинцами против воли Москвы, без благословения московского патриарха, удалился теперь в Чигирин. Сторонники украинской автономии начали агитацию среди народа против Москвы и, чтобы отвратить население от московской протекции, распускали слухи, что если Москва возьмет Украину в свои руки, то переведет украинцев в Москву и Сибирь (как это действительно делалось тогда на Белоруссии), заберет украинских священников, а вместо них пришлет из Москвы московских и тому подобное. А европейским дворам разослали манифест, где объяснялись причины разрыва с Москвой и объявлялась война этой последней: «Заявляем и свидетельствуем перед Богом и всеми, что война с поляками, начатая и веденная нами, имела не иную причину и не иную цель, как лишь защиту святой восточной церкви и предками завещанной свободы нашей: преданность ей руководила нами, вместе с покойным вождем нашим, бессмертной памяти Богданом Хмельницким и тогдашним писарем нашим Иваном Выговским. Свои личные корысти мы отодвинули на дальний план перед славой Божьей и делом народным. Ради них вошли мы в союз с татарами и со светлейшей королевой шведской Христиной, а затем с светлейшим Карлом Густавом, королем шведским. Всем им мы сохранили верность ненарушимо. Не дали мы и полякам никакого повода к нарушению договоров, соблюдая по отношению ко всем нашу присягу, договоры и союзы. Не из других побуждений приняли мы и протекцию великого князя московского, как для того лишь, чтобы сохранить и приумножить для себя и потомства нашего за споспешествованием Божьим оружием нашим приобретенную и кровью столько раз возвращенную вольность нашу. Осыпанное обещаниями и обязательствами великого князя московского, войско наше надеялось, что ввиду общности веры и добровольного нашего присоединения великий князь будет для нас справедлив, благожелателен и милостив, будет поступать с нами искренно, не злоумышляя против нашей вольности, но приумножая ее еще более, согласно своим обещаниям. Но надежды эти нас обманули! Министры и вельможи московские побудили этого праводушного, благочестивейшего и всемилостивейшего государя к тому, что в первый же год, как только завершились переговоры между Москвой и Польшей, из видов на польскую корону, решил он нас подавить и поработить и, заняв нас войной со шведами, хотел тем легче это осуществить...»

Главным обвинением против московских политиков здесь выставляется то, что московское правительство изменило Украине, войдя в соглашение с Польшей; другое обвинение - что оно внесло разделение и усобицу в украинскую политическую жизнь, поддерживая разных мятежников. И манифест оканчивается таким заявлением: «Так обнаруживается хитрость и обман тех, кто сперва посредством внутренней междоусобной войны, а затем и открыто своим собственным оружием уготовали нам ярмо неволи, без всякого повода с нашей стороны. Свидетельствуя о своей невинности и призывая на помощь Бога, мы вынуждены для сохранения своей свободы прибегнуть к законной защите, чтобы сбросить с себя это иго и искать для этого помощи у своих соседей. Таким образом, не на нас падает вина этой разгорающейся войны. Мы были и остаемся верными великому князю (царю) и против воли своей беремся за оружие».

Швеция, которая должна была служить союзником Украины в борьбе с Москвой, теперь уже ничего не значила - она прекратила войну и в 1660-х г. заключила формальный мир с Польшей и Москвой. Поэтому Выговский, чтобы заручиться против Москвы помощью еще других союзников, кроме Крымской Орды, решил довести до конца переговоры с Польшей, тянувшиеся так долго. Летом 1658 г. он пришел к соглашению через своего поверенного Павла Тетерю, переяславского полковника, с польским делегатом Станиславом Беньовским, а 6 (16) сентября подписан был в Гадяче формальный трактат, по которому Украина возвращалась обратно под верховную власть короля, но как особое автономное тело - «великое княжество Русское». Хотя этот трактат почти не был осуществлен, все-таки он и позднейшие добавления с нему весьма интересны, показывая, чего хотели для Украины тогдашние украинские политики, Выговский и его товарищи.

Восточная Украина (воеводства Киевское, Браплавское и Черниговское) составляют отдельное государство, с отдельными министрами, казной и монетой, по образцу великого княжества Литовского: только сейм (законодательная власть) и король будут общими с Польшей и Литвой. Во главе правительства великого княжества Русского будет стоять гетман, избранный всеми сословиями: сословия великого княжества Русского будут избирать кандидатов, предлагая королю, и одного из них король утверждает гетманом. Казацкого войска будет 30 тысяч, и кроме того, наемного войска в распоряжении гетмана 10 тысяч. Православная вера должна быть во всем уравнена с католической, митрополит и владыки получают места в сенате. Киевская академия будет уравнена в правах с краковской, и еще в каком-нибудь месте Украины должна быть основана одна академия.

Трактат составлялся спешно, и многое в нем не было продумано и выяснено; кое-что не было принято польской стороной. Чтобы не расстроить союз, украинская старшина согласилась, и потом на сейм, который должен был утвердить этот трактат, посланы были просьбы, чтобы в великое княжество Русское включена была не только Восточная, но и Западная Украина - вся этнографическая территория. Выговский спешил с трактатом, чтобы получить помощь от Польши против Москвы.

Война с Москвой началась. Выговский пытался вытеснить московского воеводу из Киева, но это ему не удалось; после этого московское правительство объявило Выговского изменником и распорядилось избрать нового гетмана. Но узнав о трактате, заключенном Выговским с Польшей, оно было так обескуражено этим фактом, что готово было отступиться от своей политики: воеводе Трубецкому поручено было вступить в переговоры с Выговским, обещать ему полное забвение всего происшедшего и возможные уступки - даже вывести воеводу из Киева, если бы Выговский того потребовал. Но Выговский не верил уже в московскую искренность и не хотел возобновлять отношений.

С наступлением 1659 г. он отправился за Днепр, чтобы усмирить своих противников, снова поднявших голову, после того как Москва выступила против Выговского. Когда против него выступило московское войско, он отступил за Днепр, и московское войско начало покорять себе Северскую Украину и осадило полковника Гуляницкого в Конотопе. Выговский между тем дождался татар и двинулся с ордой к Конотопу. Московское войско не имело точных сведений о его силах, пошло навстречу и очутилось между двух огней - между казаками и татарами. Произошел небывалый погром: было истреблено все московское войско, двое московских воевод попало в плен. Трубецкой оставил Конотоп и поспешно отступил за границу Украины. Все теперь очутилось в руках Выговского.

Но он не сумел воспользоваться этим удобным моментом, не изгнал московских гарнизонов из украинских городов, а ушел за Днепр, так как кошевой Сирко с запорожцами - враги Выговского - сделали нападение на Крым, вынудили татар покинуть Выговского, a затем напали на Чигирин, гетманскую столицу. Московская партия на левом берегу Днепра после этого снова подняла голову; слух, что Выговский поддался полякам, вооружал против него население; никто не разбирал, на каких условиях это произошло: мысль о польском господствe возмущала население, не хотевшее и слышать ничего о Польше. Польское войско, размещенное Выговским в Северщине, вызывало, по старой памяти, такую ненависть, что в здешних полках, преданных Выговскому раньше, теперь началось восстание. Поляков избивали, а с ними погиб и выдающийся единомышленник Выговского, Юрий Немирич, просвещенный украинский шляхтич, которого считали истинным автором Гадячской унии. Затем с левого берега движение это перекинулось и на правый; казаки и здесь заявляли, что не хотят возвращаться под власть Польши. Тогда уманский полковник Михайло Ханенко соединился с запорожцами Сирка и поднял восстание против Выговского. Не хотели видеть его на гетманстве и домогались восстановления Юрия Хмельницкого, как законного гетмана.

В первые дни сентября 1659 г. сошлись и стали друг против друга под местечком Германовской оба войска: Юрий Хмельницкий со своими сторонниками, Выговский со своими. Тут и остальные казаки покинули Выговского и перешли к Хмельницкому: слухи, что Выговский сдает Украину обратно полякам, погубили его дело. С Выговским осталось только его наемное войско и поляки.

Войско собралось на раду и на ней заявило, что не желает подданства Польше, не хочет воевать с Москвой. Слухи, что Выговский восстал против Москвы только для того, чтобы отдать обратно Украину польским панам, убили восстание. Против Выговского на раде поднялось такое раздражение, что он вынужден был удалиться, чтобы его не убили. Провозгласили гетманом Юрася и послали к Выговскому с требованием передать новому гетману гетманские клейноды (знаки власти). Видя такое настроениe, Выговский отдал клейноды и отказался от гетманства.

Старшина, единомышленники Выговского, увидев, с каким раздражением войско выступает против Польши, сообразила, что Гадячской унии в таких обстоятельствах придерживаться невозможно - приходилось возвращаться под власть Москвы. Но ей все-таки хотелось использовать момент, чтобы выторговать от Москвы известные уступки, чтобы она не вмешивалась в украинские дела непосредственно. И в этих видах советовало Юрасю, приняв гетманскую булаву, не спешить входить в сношение с Москвой.

Став с войском над Днепром, под Ржищевым, ожидали, что скажет Москва. Когда Трубецкой прислал к ним приглашение возвратиться под московское владычество на прежних правах и вольностях, Юрась, по совету старшины, послал Петра Дорошенко, чтобы тот передал Трубецкому условия, на которых они согласны снова поддаться Москве. В этих условиях они добивались, чтобы в будущем на Украине не было московских воевод нигде, кроме Киева; чтобы московское войско, присылаемое на Украину, находилось под властью гетмана; чтобы московское правительство, помимо гетмана, не сносилось ни с кем в войске, не принимало писем, и вообще власть гетмана ни в чем не ограничивалась московским вмешательством; чтобы гетман был волен сноситься с чужими государствами, а переговоры с державами по украинским делам, какие будет вести московское правительство, велись с участием украинских депутатов; чтобы украинское духовенство оставалось под властью константинопольского патриарха, как оно этого желало, избирая митрополитом Дионисия Балабана, и тому подобное.

Трубецкой промолчал, что московское правительство прислало ему статьи совсем иного содержания, и только пригласил гетмана со старшиной прибыть к нему для переговоров. Когда же они действительно явились в Переяслав, тут только обнаружилось, что их заманили в западню. Трубецкой заявил, что переговариваться собственно не о чем, нужно сначала созвать раду. Рада же была составлена из казаков левобережных полков, враждебно настроенных к старшине; кроме того, Трубецкой привел московское войско, а московские сторонники привели своих казаков. Рада получилась такая, что перед ней старшине Хмельницкого нечего и думать было выступать с какими бы то ни было требованиями относительно украинской автономии - и на это рассчитывал Трубецкой. Он предложил новые статьи, присланные из Москвы. К старым «статьям Богдана Хмельницкого», то есть к тем резолюциям, какие были даны московским правительством на казацкие требования при присоединении к Москве, здесь сделаны были добавления и поправки. Гетман обязывался посылать войско, куда повелит царь, и без воли московского правительства никуда не посылать; сменять гетманов без царского указа воспрещалось: воспрещалось наказывать московских сторонников без московского следствия; людей, близких к Выговскому, велено под страхом смерти не допускать в раду, не давать каких-либо должностей; московские воеводы, кроме Киева, будут еще в Переяславе, Нежине, Чернигове, Брацлаве и Умани.

Эти добавления ограничивали и стесняли еще более украинскую автономию. Однако Хмельницкий и старшина, очутившись в руках Трубецкого и имея перед собой враждебную раду и московское войско, не решились протестовать. Москва смешала все их расчеты, и они покорились, присягнули, но затаили гнев и негодование, что Москва так их подвела. Но, очевидно, не вникали глубже в условия своего поражения, своей слабости и московской победы - в свое отчуждение от народа, в то, что свою политику они основывали, как старый Хмельницкий, на заграничных союзах, а не на сознательной помощи и участии своего народа. Это осталось неосознанным ими, и они продолжали бросаться от Москвы к Польше, когда встречались с хитрой, своекорыстной московской политикой, рассчитанной на гибель украинской назависимости, и от Польши к Москве, когда народ поднимался против них, боясь польского владычества. И от каждой такой перемены политического курса новые беды обрушивались на украинский народ, росло отвращение к дальнейшей борьбе и усилиям, вражда к старшине и ее политике, и все теснее суживался вокруг Украины железный обруч польско-московского господства.

Прошло полгода. Отношения московского правительства с Польшей расстроились, и оно задумало летом 1660 г. поход в Галицию, чтобы оттянуть польские силы из Белоруссии. Московский воевода Шереметев двинулся с левобережными полками на Волынь; Хмельницкий с правобережными полками шел на соединение с ним южной границей, сохраняя ее от татар. Но польские гетманы, получив большие силы из Крыма, врезались между Шереметевым и Хмельницким, напали нa московское войско и окружили его со всех сторон, так что оно не могло даже снестись с Хмельницким. Продержавшись несколько дней, обескураженный Шереметев стал отступать назад, надеясь таким образом скорее встретиться с Хмельницким, и стал под Чудновым. Но с Хмельницким в это время вели переговоры поляки, убеждая отступить от Москвы и возобновить унию с Польшей. В этом же смысле влиял на него и Выговский, хотевший все-таки спасти Гадячскую унию. Не имея возможности соединиться с Шереметевым и, видя перед собой польско-татарские войска, Хмельницкий стал колебаться. Старшина, обиженная поведением московских представителей в предшествовавших переговорах, не противилась соглашению с Польшей. Но поляки также были не дальновиднее московских политиков и, имея в виду трудное тогдашнее положение Украины, уже не согласились возобновить Гадячскую унию в таком виде, как она была составлена, а выбросили из нее все, что говорилось о великом княжестве Русском. На такую обрезанную унию старшина не имела желания соглашаться, но обстоятельства были не таковы, чтобы можно было настаивать, и в конце концов старшина согласилась. Шереметев должен был сдаться полякам, выдал оружие, запасы и обещал вывести все московские войска и гарнизоны из Украины. Сорвал сердце на казаках, бывших с ним, - выдал их полякам и татарам, чтобы те не грабили и не брали в неволю московского войска. Этот поступок вызвал по всей Украине чрезвычайное огорчение и раздражение против Москвы.

Московские политики не одумались и теперь и не сочли нужным отступить от своей политики, чтобы привлечь на свою сторону украинское общество: удовлетворить его, в сущности, скромные желания, чтобы оно не склонялось в сторону Польши. Москва продолжала вести свою линию и ввиду украинской «шатости», наоборот, старалась забрать Украину как можно сильнее в свои руки, ввести своих чиновников, поставить всюду московские гарнизоны, взять все в свое управление. На ее счастье или несчастье поляки ничего не сделали, чтобы воспользоваться разгромом московских сил под Чудновым. Московские гарнизоны не были выведены из Украины. Усмирено было восстание украинского населения, которое, ближе присмотревшись теперь к московским людям, стало после чудновского погрома прогонять их и избивать. Походы, предпринятые затем поляками за Днепр, не только не расположили к ним здешнего населения, но наоборот, оно еще решительнее стало тяготеть к Москве, видя перед собой перспективу польского господства. В конце концов левобережные полковники - родственники Юрася, Яким Сомко, переяславский полковник, и Василь Золотаренко, нежинский привели Левобережную Украину под московскую власть и стали просить разрешения на выбор нового гетмана на место Хмельницкого, так как каждый из них надеялся за свои заслуги перед Москвой получить гетманское достоинство.

Однако Москва оттягивала выбор, так как рассчитывала возвратить назад под свою власть и правобережные полки с Хмельницким. Тот, действительно, не знал, на что ему решиться. Окружавшая его старшина не имела желания возвращаться под московскую власть после того, как московское правительство отвергло ее желания относительно обеспечения украинской автономии. Но казаки и весь украинский ирод не желали польского владычества. Хмельницкий просил польское правительство прислать побольше войска на Украину, чтобы удержать ее от дальнейших колебаний; но Польша не в состоянии была исполнить его просьбы, а те мелкие польские отряды, которые иногда приходили на Украшу, только еще более отвращали население от Польши. А еще больше отбивала такую охоту польская шляхта, рвавшаяся на Украину в свои имения, выгонявшая оттуда казаков и так раздражавшая население споили претензиями, что Хмельницкий в концe концов велел выгонять и не пускать шляхту на Украину. Также не снискало Хмельницкому расположения населения и Крымская Орда, считавшаяся его союзником: татары грабили население, забирали в плен и поговаривали уже, что Украина должнa быть, собственно, под властью Крыма. Некоторые из старшин, недовольные ни Москвой, ни Польшей, скупой на уступки и в то же время бессильной защитить своих сторонников, тоже были нe прочь признать над собой власть крымского хана, попробовать еще татарской протекции. Но население и слышать не хотело об этом.

В конце концов Хмельницкий, увидев, как со всех сторон против него подымается раздражение и вражда, и не находя выхода из такого тяжелого положения, потерял охоту ко всему, и к своему гетманству в том числе. В начале 1663 г. он сложил булаву и, чувствуя себя больным и неспособным к жизни, постригся в монахи. На его место гетманом избран был его зять Павел Тетеря, ловкий и хитрый интриган; рассказывали, что он купил себе булаву, раздав большие деньги с

12.01Вильгельм Оранский. Последние годы жизни

12.01Вильгельм Оранский. Борьба за единство Нидерландов

09.01Вильгельм Оранский в 1567 - 1576 гг.

04.09Вильгельм Оранский. Вождь оппозиции

04.09Вильгельм Оранский. Начало политической деятельности