Римская империя в IV в. Иммиграция варваров

К концу IV в. в Римской империи обнаруживается другое явление, имеющее в дальнейшей исторической эволюции величайшее значение после христианства. Имеем в виду иммиграцию новых народов, которые то с оружием в руках, то мирными колонистами заселяли римские провинции. Наиболее сильными выразителями эпохи переселения народов были готы — одно из даровитейших немецких племен.

Готы — это норманны эпохи переселения народов. В небольшой период времени они искрестили всю Европу с севера на юг и с востока на запад, нигде не делая продолжительной остановки. Познакомившись с южным морем, они предпринимали морские набеги на прибрежные страны Европы и Азии, переходили большими отрядами на малоазийский материк и опустошали римские города. Из первоначальных мест своего обитания у Балтийского моря они в конце II в. (160—170) двинулись к югу и произвели здесь перемещение народов Восточной Европы. Передвижение готов с севера на юг продолжалось, по крайней мере, 30 лет: в начале III в. они уже занимали Юго-Восточную Европу от Дуная до Дона; река Днестр разделяла готов на две части: восточную и западную. Неизвестно, вынесли ли они с родины разделение на две ветви, или уже на римской границе образовалось разделение; во всяком случае в III в. готы разделяются на остготов и вестготов. Первые назывались на туземном языке еще грейтунгами, ими владычествовал род Амалов; вторые именовались тервингами и были под управлением рода Балтов.

О наследственной королевской власти и объединении всех готов не может быть и речи, хотя национальный историк Иорнанд уже до времени Константина Великого насчитывает у готов четырех королей. Даже в конце IV в. находим у них двух самостоятельных властителей, Атанариха и Фритигерна, и, кроме того, отдельное государство Германриха. Нужно думать, что это были начальники отдельных колен, успевшие личной храбростью возвыситься над старшинами других колен. Теперь уже доказано, что историки Кассиодор и Иорнанд придали Германриху обширную власть из политической тенденции. Малая достоверность древнейшей истории готов прекрасно документируется письмом остготского короля Аталариха римскому сенату от 534 г. Король говорит здесь о заслугах готского историка Кассиодора следующее: «Он погрузился в древность нашего рода и вычитал там то, что едва хранилось в памяти наших предков. Он вывел из мрака забвения готских королей, восстановив в полном блеске славу рода Амалов, ясно показав, что мы составляем 17-е поколение королевской династии. Первоначальную готскую историю он связал с римской, соединив как бы в один роскошный венок то, что было разбросано по широкому полю книг. Подумайте, сколько любви показал он и к вам, похвалив нас. Он разъяснил, что вы находитесь под властью народа, который искони отличался чудною славой».

Несмотря на старания Иорнанда и Кассиодора, древняя история готов остается весьма темна. Правда, отдаленнейшие страны испытали несчастия от их набегов, самый Рим не раз находился в крайней опасности, например в 251 г., когда в войне с готами пал император Деций, но напрасны усилия доказать, что в этих смелых набегах и войнах с империей готы действовали по определенному плану как организованный народ-войско, а не как дружинники и пираты. С 238 г. римляне начали откупаться от них деньгами, но и это не помогало, т. к. на место ушедшей дружины являлась новая и требовала подачки.

Важнейшим моментом в отношениях между готами и римлянами было, без сомнения, завоевание Крымского полуострова остготами около половины III в. Сделавшись владетелями этой прекрасной страны, готы воспользовались местными условиями и утвердили свою власть на море. Прибрежное крымское население, приученное к мореплаванию, служило гребцами и проводниками и вело готов за добычей. Тогда самые укрепленные места, как нынешняя Пицунда и Трапезунт, не были свободны от страха готского нашествия. С моря угрожали пираты-остготы, с суши — дружины вестготов, которые переправлялись через Дунай, делали опустошения на Балканском полуострове, доходя до Босфора. На рыбачьих лодках переправлялись они из Европы в Азию и с богатой добычей возвращались снова за Дунай. Император Клавдий в 269 г. нанес им поражение при Ниссе, причем он доносил, что врагов было до 300 000. Но в 274 г. император Аврелиан принужден был уступить готам Дакию для поселения. Древнейшие германские литературные памятники — готского происхождения; так, перевод Библии на немецкий язык сделан готом Ульфилою в первой половине IV в. Христианство прежде всего распространилось среди крымских готов, первые об этом известия относятся к 258 г. На первом Вселенском соборе в 325 г. присутствовал готский епископ Феофил. Из писем И. Златоуста (206 и 209) известно, что он посвятил для готов епископа Унилу.

Роковым событием в истории готов было то, что они сделались ревностными последователями арианства. По вопросу об обстоятельствах распространения у готов арианского учения существуют разноречивые мнения. Следует думать, что в III в. христианство проникло лишь к крымским готам, а что в IV в. арианство распространил среди вестготов епископ их Ульфила. Он родился около 311 г., воспитание получил при дворе римского императора, куда попал в качестве заложника. В 340 г. посвящен Евсевием в епископы и отправлен миссионером к вестготам, обитавшим в Дакии и смежной с ней части Мизии. Он действовал между готами до 381 или 388 г. Как сказано выше, ему принадлежит перевод Библии на немецкий язык.

При таких условиях в Юго-Восточной Европе, где господствовали далеко еще не объединенные готские колена и народы разного происхождения, как герулы, языги, роксоланы и др., произошло движение гуннов, вызвавшее новое громадное перемещение народов.

Гунны являются в истории народом кочевым и хищническим. Жилищ они не строили и боялись их, как могилы. Земледелия не знали и питались сырым мясом, разогретым под их седлами. Носили льняные одежды и кожи и не переменяли их, пока они не сваливались с плеч. С детства привыкали к верховой езде, сидя на лошади, занимались делами, даже ели и спали. При передвижении орды на телегах ехали за мужьями жены и дети. Нападение их было быстро и неожиданно, но так же поспешно и отступление. Городов и укрепленных лагерей они не умели брать: тут нужна осада, приготовительные работы, а гунны терпеть и ждать не хотели. Долго считали гуннов народом монгольского происхождения и выводили их историю из китайских писателей; справедливее теперь принимают в них смешанное происхождение, в котором чудская и финская кровь составляла главное содержание. Равнины между Волгою и Уралом были заняты этими кочевниками со времени Р. Хр.; южная орда известна под именем белых гуннов и упоминается у персидских историков, северная орда, или черные гунны, господствовала на Урале. В 372 г. под предводительством Валамира черные гунны двинулись к юго-западу поискать новых, более обильных пастбищ. Между Доном и Волгой они встретились с аланами, победили их и заставили двинуться также на запад. Южнорусская равнина по сев. берегу Черного моря занята была остготами, которые тогда под властью Германриха образовали довольно обширное государство. Видя, что роксоланы и часть готов пристали к гуннам, Германрих с отчаяния лишил себя жизни. Сын его Гунимунд вошел с гуннами в соглашение и усилил этим орду их; некоторая часть готов двинулась к Дунаю искать защиты у римлян. Вестготы, жившие на Дунае, в то время враждовали между собою, разделившись на два враждебные лагеря под предводительством Атанариха и Фритигерна; из них последний защищал христиан, а первый преследовал их. Храбрый Атанарих окружен был гуннами на Днестре, отступил за Троянов вал между Прутом и Дунаем; наконец, чтобы спасти своих готов, удалился к Карпатским горам. Немецкие народы, не желавшие примкнуть к орде гуннов, силою обстоятельств приведены были к римской границе и стояли на левом берегу Дуная, готовые в случае неминуемой опасности переправиться в имперские области. Недостаток жизненных средств, опустошение гуннами страны на север от Дуная и опасность от этих диких охотников — все соединилось к тому, чтобы заставить голодных готов прочистить себе путь во Фракию.

Между тем на противоположном берегу Дуная усилены были римские форпосты и отдан приказ тщательно следить за переправами. Готы, говорит Евнапий, падали на колени, испускали жалобные вопли и поднимали руки; вожди их просили переговоров с начальниками римской стражи. Когда им позволено было высказать свое желание, они умоляли дать им свободные земли для поселения, обещаясь быть верными слугами императора и мирными поселенцами. Это было в 376 г. Император Валент, находившийся тогда в азиатских провинциях по случаю войны с персами, дал согласие на принятие готов в римские области. Что касается условий, на которых римляне решились допустить к себе готов, весьма вероятно, что им дано право федеративного народа, т. е. они дали заложников и выставляли от себя контингент в римскую военную службу. Поселение готов должно было произойти по определенной форме, при известном порядке. Но форма нарушена была еще до прибытия разрешения: толпы варваров вплавь переправлялись на римский берег, их оружием заставляли плыть назад; вот причина, из которой произошли недоразумения, поведшие к кровавым столкновениям.

Число варваров, принятых на римскую службу, должно быть не менее миллиона, если верить Евнапию, что вооруженных было до 200 000. Нужно было разделить их на мелкие отряды и дать им средства к пропитанию, пока они займутся обработкой выделенных им участков. Но доверенные лица императора, Лупицин и Максим, захотели извлечь личную пользу из этого положения. Не разделяя полчища готов, они не позаботились снабдить его припасами, продавали хлеб по возвышенной цене, вследствие чего готы стали продавать пленников, а потом жен и детей. Поднялось общее неудовольствие; чтобы потушить волнение, отдан был приказ разделить готов. Но для этого потребовались войска, которым вверена была стража на Дунае. Остготы и тайфалы, зорко следившие с того берега за событиями, воспользовались этим и также переправились на римскую сторону. Римские полководцы поняли опасность, пригласили немецких вождей на угощение в Маркианополь и умертвили их. Но Фритигерну удалось спастись и жестоко отомстить римлянам за вероломство. Разбивая римские отряды в легких стычках, он успел вооружить готов римским оружием, смелее пошел вперед по Фракии и угрожал большим римским городам. В 378 г. прибыл на место действия с военными легионами император Валент, но при Адрианополе готам удалось одержать блестящую победу, причем уничтожено было римское войско и убит сам император. Весь полуостров до самых стен Царьграда открыт был готам, и они грабежом и опустошениями мстили римлянам. Западный император Грациан, извещенный об опасности на Балканском полуострове, послал на помощь Валенту флот и войско. Но после несчастного дела при Адрианополе он уже не решался выставлять открытой силы против готов. Вступив в переговоры с некоторыми варварскими вождями, Грациан убедил остготов поселиться в Южной Паннонии и потом поручил устройство военных дел полководцу Феодосию, назначив его августом.

Новый император (379—395) с редким уменьем исполнил свою задачу: подняв дисциплину войска и избегая больших битв с готами, он, однако, заставил варваров прекратить опустошения; немало помогло ему и то, что в это время умер Фритигерн. Результатом политики Феодосия было то, что к 382 г. вестготы успокоились, разместились по Фракии на правах союзного народа.

Чтобы предупредить возможность новых движений между ними, Феодосий пригласил поселиться в римской земле и Атанариха: этим создавался противовес готам-арианам в готах-язычниках. Варвары поступали в римскую службу, размещаемы были по разным легионам; большинство же их оставалось на занятой земле и приучалось к хлебопашеству. За ними обеспечивалась свобода внугреннего управления, на известный срок свобода от податей. Но они теряли право выбирать себе высшую военную власть, обязывались доставлять вспомогательные войска в римскую службу. Расселяясь по отведенным им землям, германцы вступали в мирные сношения с римлянами, усваивали их обычаи, но не менее передавали и свои. По крайней мере, в начале V в. уже раздаются обличения против варварской моды в одежде, против окрашивания волос и т. п. Немецкие отряды входят как почетная часть в придворную стражу. Способнейшие германцы усвояют римские военные обычаи и изучают римскую политику; варварский элемент сильно дает себя чувствовать в придворной и военной службе. Дворы Констанция в Милане и Феодосия Великого в Константинополе были наполнены германцами. Но империя, по-видимому, была далека от мысли, что германский элемент может быть опасным, и тем более государственные римские люди не предвидели того, что германцам в самом ближайшем времени предстоит распоряжаться судьбами Западной и Восточной империи. Т. к. переход вестготов за Дунай составляет первостепенный факт в процессе преобразования Восточной империи в Византийскую, то нам следует оценить его значение и рассмотреть его последствия.

Постепенное вторжение германских народов в пределы Римской империи сопровождалось громадными последствиями как для внешней политической истории, так и во внутреннем развитии Западной и Восточной империи. Политика императоров, частью направляемая силою обстоятельств, против которых невозможно было бороться, частью же сознательно вызывавшая и поощрявшая германскую иммиграцию, могла в значительной степени иметь себе оправдание в том для всех очевидном факте, что везде, в особенности же на границах, замечалась убыль населения, что чувствовалась потребность пополнить редеющие ряды земледельцев, увеличить податные классы, с которых можно было бы собирать подати и вербовать легионы. Германцы удовлетворяли всем указанным потребностям, и массы их в III и IV вв. переходят в империю или в качестве военнопленных, или добровольно вступивших в зависимые отношения.

Римская политическая система по отношению к германцам получает особенно ясные черты при Феодосии Великом в конце IV в. Правда и то, что к этому времени германский вопрос после движения за Дунай готов и утверждения в Юго-Восточной Европе гуннов получил в империи уже важное политическое значение, тогда как до половины IV в. он не выходил из области явлений экономических и социальных. Император Феодосий, приняв ряд мер к успокоению готов и устранив острую опасность, вызванную неосторожным допущением в пределы Восточной империи нескольких сотен тысяч военного свободолюбивого народа, твердо поставил и бесповоротно решил принципиальный вопрос — об отношении империи к германцам. В мероприятиях Феодосия нужно искать объяснения той роли, которую германский элемент играет в империи в конце IV и в V в. Феодосий пришел к окончательному заключению, что для греко-романского мира не по силам борьба с новыми и новыми волнами, выдвигаемыми Северо-Восточной Европой, что безнадежно настаивать более на упорном противоположении римского и варварского мира. Придя к этому решению, Феодосий задумал в этих самых варварах создать оплот в предупреждение распадения империи. Для этого нужно было вовлечь их в интересы римского государства, привязать их к законам, учреждениям и культурным благам Рима. Лучшим средством для этого Феодосий признал соединение браками германцев и римлян и широкое допущение первых к военным и гражданским должностям. В этом отношении Феодосий делал значительные уступки религиозному принципу, допуская на службу даже приверженцев языческого культа. Двор его поэтому окружен был выдающимися людьми всех национальностей и религий, которым он не стеснялся давать высшие титулы и должности. Таковы Рихомер, Саул, Стилихон, Арбогаст, Гаина и др. Высокие места, занимаемые этими германцами, почет и расположение, которым они пользовались в империи, были самым решительным стимулом для других германцев за Дунаем и за Рейном, чтобы, оставляя родину, искать счастья и удачи в Римской империи. Более глубокие перемены вносили германцы в армию, где они не только численно стали преобладать над туземцами, но и вызывать изменения в самом военном строе и военной системе.

В высшей степени интересно подвергнуть исследованию те перемены, которыми сопровождалось проникновение варваров в империю. Еще никто, по-видимому, не сомневался в превосходстве римского мира, никто не думал, что варварам принадлежит ближайшее будущее; напротив, большинство видело в наводнении германцами империи странное недоразумение, которое можно еще устранить; большинство было того мнения, что твердая политика сына Феодосия могла бы бороться со злом, между тем, в действительности, с конца IV в. германский элемент утверждается в империи весьма прочно и начинает подготовлять тот переворот, который в Западной империи завершился основанием германских государств и прекращением линии римских императоров.

По смерти Феодосия в Византии можно видеть три политические партии. Германская, несомненно, была самая главная и наиболее влиятельная; во главе ее стоял Гаина, главнокомандующий восточными войсками, около него группировались не только служилые германцы, но и значительная часть ромэев, разделявших политические взгляды Феодосия. Сила этой партии заключалась в том, что она имела поддержку в полномочном министре западного императора Стилихоне и в супруге умершего императора Евдоксии франкского происхождения. Слабой стороной в этой партии было религиозное разъединение: часть готов была ариане, часть исповедовала языческую веру, некоторые принадлежали к православным. Религиозное разъединение сильно ослабляло германскую партию. Самой видной партией, которая могла ставить германцам преграду, была партия Евтропия. Она не сосредоточивала, однако, людей патриотического направления мыслей; около Евтропия группировались лишь его приверженцы, честолюбцы и искатели личных выгод и обогащения; греческая аристократия и народ не любили выскочку Евтропия и не могли поддерживать его даже и в том случае, если бы он резко выступил против германцев. Третью партию составляли местные аристократы — сенаторы и патриции, представители оппозиции против варварского влияния и могущества евнуха. Для этой партии одинаково невыносимо было и то обстоятельство, что все главные военные посты находились в руках германских генералов (Стилихон в Италии, Аларих в Иллирике, Гаина на Востоке), так и то, что временщик Евтропий пожалован консулом на 399 г., а вслед за тем возведен в патриции. Как значение упомянутых партий, так и борьба их составляют предмет литературных произведений, современных событиям.

Если германский элемент, несомненно, играл выдающуюся роль в судьбах Восточной империи с конца IV в., то ближайшее рассмотрение военных и гражданских условий, в которых находились германцы, может представлять собой достойный изучения предмет. Несмотря на скудость Данных, почерпаемых в известиях греко-римских писателей, мы не лишены до некоторой степени возможности выяснить значение перемен, вызванных германской иммиграцией в империю. В свою очередь, изучение этих перемен может доставить несколько любопытных данных к Характеристике тех особенностей, которыми новые народы поражали современных им греков и римлян.

Участие готов в судьбах империи наиболее выразилось в военном деле, т. к., в свою очередь, и готский народ характеризуется по преимуществу военными чертами. Тенденциозная точка зрения, нашедшая применение в сочинении Иорнанда, выставляет дело таким образом, что политические судьбы империи, ее военное могущество и слабость вполне зависели от тех отношений, в которых империя находилась к готам. Если империя соблюдала договоры с готами, то она обеспечена была на счет своих границ, ибо готы честно защищали ее интересы; если же нарушались договоры, империя везде испытывала поражения и терпела потери. Иорнанд категорически выражается об этом: «Без помощи готов римское войско не имело успеха ни против кого из врагов своих; так они помогали Константину в войне его с Лицинием, и благодаря их помощи последний был заперт в Фессалонике и убит; готы же оказали Константину содействие при основании знаменитого города его имени; заключив с ним союз (foedus inito cum imperatore), они доставили ему дружину из сорока тысяч против враждебных племен; готский корпус и его военная служба доныне сохраняются в империи в имени федератов».

Имя федераты известно было в Римской империи и ранее появления готов. С основания римского государства существовал обычай поручать защиту границ сопредельным с Римом независимым народам, с которыми для этого заключаем был foedus, обязывавший иноземный народ доставлять вспомогательный отряд для защиты империи. Так республика охраняла свои африканские владения чрез союз с царем Нумидии; так Август оберегал границы на Евфрате чрез царей каппадокийских. В основании всех подобных отношений лежит foedus, т. е. договор братства по оружию; в политическом отношении все варвары, вступившие с Римом в подобный союз, обязывались к военной службе в форме доставки вспомогательного отряда, оставаясь или вполне независимым во внутреннем управлении своим народом, или подвергаясь некоторым ограничениям, которые зависели от форм наделения их римскими титулами или денежными выдачами.

Существенное изменение в отношении к федератам IV в. заключается в том, что федератами стали называться не только варварские народы, жившие за границами империи, но и такие, которые получили для поселения имперские области, т. е. наделяемы были земельным пожалованием под условием защиты имперских границ. По прежним обычаям, федеративный народ вознаграждаем был или освобождением, или уменьшением трибута; теперь же входит в обычай, что прикрывающие границы вожди варваров претендуют на определенные денежные выдачи, какими империя содержала свои пограничные войска. Установление нормы выдачи становится существенным содержанием договоров предводителей германских племен или отдельных военных дружин с империей. Соответственно норме денежной выдачи предводитель обязывался содержать для службы империи определенный вооруженный отряд: число военной дружины зависит от суммы, выдаваемой ежегодно правительством империи предводителю федеративного колена или народа.

Чтобы не оставаться в области общих положений, возьмем несколько отдельных случаев и посмотрим, как рисуются в них отношения германцев к империи. У большинства писателей и именно таких, которые или сами хорошо знали события, или пользовались хорошими источниками, отмечается особенная политическая тенденция предводителей варварских дружин, заявляемая ими более или менее открыто. Оказывается, что эта политическая тенденция заметна была уже при Феодосии и частью объяснялась предпочтением, оказываемым варварам этим императором. У Евнапия находим следующее место: «Когда предводители скифских дружин, знатные по чести и происхождению, перешли к ромэям, то, будучи обласканы милостями царя и видя, что все перед ними склоняется, они разделились между собой на партии: одна держалась того мнения, что следует довольствоваться тем благоприятным положением, которое выпало на их долю в империи, другая же, руководясь германским патриотизмом и ссылаясь на секретную присягу и на тайное между германцами соглашение, стремилась всеми средствами вредить грекам и пользоваться всяким случаем, чтобы завладеть их страной». Здесь уже нет речи о религиозном разъединении между готами — готы-ариане и готы-православные, — здесь прямо идет речь о политическом принципе. Во главе грекофильской партии стоял язычник Фравита, женатый с согласия императора на гречанке; германофильская партия группировалась около другого вождя по имени Ериульф. Та же самая черта политической измены германцев отмечена у других писателей. Зосима, говоря о привлечении Феодосием в армию значительных отрядов германцев, также замечает, что они имели тайный замысел: как скоро получат численное преобладание, овладеть империей и устранить греков.

Знакомясь с историей германского элемента в Восточной империи, мы действительно видим уже в самом конце IV в. смелую попытку со стороны германца Гаины произвести переворот в пользу германцев. Подобные попытки повторяются затем в течение всего V в. Причина того, что германские притязания не так скоро осуществились, заключается в том, что Феодосий имел дело не с племенами, а с отдельными дружинами и притом не такими численными, как об этом говорят источники. Определить значение германской и вообще варварской иммиграции в империю чрезвычайно важно для оценки явлений, совершающихся в V в. и дающих направление всему дальнейшему европейскому развитию. Из многочисленных фактов, стоящих в связи с принятием варваров в империю, следует прежде всего взвесить переворот в системе военных наборов и замену национального войска наемными отрядами, или федератами. У современных писателей есть, с одной стороны, попытка определить обыкновенный состав армии в размере 645 тыс., между тем состав национального войска не превышал 150 тыс.; все же остальное было заполнено иностранными дружинами, т. к. империя не могла оставаться без прикрытия.

Церковный историк Сократ (IV, с. 34), по-видимому, правильно оценивает политику Феодосия в следующих словах: «Отделив пришельцам Фракию, император считал это благоприятным для империи обстоятельством, ибо думал, что приобрел в варварах готовое и прекрасное войско. Надеясь, что варвары будут лучшими стражами ромэйской земли, он не заботился об умножении римского войска, а перевел на деньги военную повинность». Было бы затруднительно говорить о численном составе федератов, ибо весьма вероятно, что не вся масса германских поселенцев поступала в разряд федератов. Так, часть варваров получила военно-поместную организацию и служила с доходов от надельной земли, часть записывалась и распределялась по легионам и рассылалась по местам расположения последних. Наконец, сами федераты с течением времени оседали на определенном месте, подчинялись условиям местной жизни и переходили в сельское сословие. Наиболее выдающиеся германцы, предводители колен и начальники дружин, переселялись в большие города или в столицу, усвояли себе образование и обычаи образованного общества, выучивались языку и скоро ассимилировались с господствующим населением. В высших рядах военной и гражданской администрации сплошь и рядом встречаем затем варварские имена; предки знатных генералов V в. за 50 лет были свободными германцами, начальниками дружин.

Германцы понимали свое положение в империи и презрительно относились к правительству и изнеженным представителям высших классов. Предводители дружин, занимавшие в империи важные военные посты, не могли не прийти к мысли о легкости ниспровержения существующего порядка и о замене туземного правительства германским. Такой случай имел место вскоре по смерти Феодосия, когда предводитель Гаина захватил Константинополь и произвел смуту в восточных войсках, «замышляя овладеть», как говорит современник, «самим царством». Он имел к тому все средства, ибо в качестве главнокомандующего восточными войсками поставил во главе легионов преданных ему людей из готской народности. В то же самое время германский элемент заявил притязания и на религиозные вольности и расширение церковных прав готской народности в Константинополе. Бывший тогда на кафедре епископа И. Златоуст выступил на защиту господствующей Церкви с авторитетом и достоинством и решился отправиться в лагерь бунтовщика, которого и убедил умерить честолюбивые домогательства.

В самом конце IV в., т. е. в первые годы за смертью Феодосия, случилось быть в Константинополе епископу египетской Птолемаиды Синезию по делам своего кафедрального города. Он провел в Константинополе три года и успел хорошо ознакомиться с положением дел, которые изобразил в записке, или поданной императору Аркадию, или даже лично прочитанной. Этот документ замечателен и по своей теме, имеющей первостепенное значение для того времени, и по благородству высказанных в нем смелых мыслей, по горячему патриотизму и по литературному построению. Нет другого памятника, который так хорошо знакомил бы с политическим состоянием дел в империи в 397—398 гг. и который так ясно и открыто выразил бы желания антигерманской партии в Константинополе.

Приведем ту часть этого памятника, которая касается внешней политики: «Благорасположенный к царю философ — с какими по происхождению воинами посоветовал бы ему делать воинские упражнения и проводить совместную жизнь в палатках? Не с теми ли, которые являются естественными защитниками палей и городов и всей принадлежащей царству земли и которые определены быть стражами государства и законов, давших им воспитание и образование? Это те, которых Платон сравнивает со сторожевыми псами. Но как пастух не может оставить вместе с собаками волков, которые, как только заметят в собаках недостаточную внимательность, тотчас же нападут на них, на стадо и на пастухов; подобным образом и законодатель не разрешит снабдить оружием тех, которые не родились и не воспитывались в его законах, ибо у таковых он не имеет никакого ручательства на благорасположение. И нельзя не питать страха при виде отрядов молодых воинов, воспитанных в чуждых нам нравах, живущих по своим обычаям и замышляющих враждебные нам планы. Или следует всех их признать философами, или, отказавшись от этой мысли, согласиться, что над государством висит камень Тантала. Они сделают на нас нападение тогда, когда признают это удобным. Уже некоторые предвестники обнаруживаются, уже видны опухоли на теле империи, от привзошедших в него чуждых элементов оно не в состоянии сохранить в равновесии свое здоровье.

Прежде чем принимать на военную службу скифов, следовало сделать набор между теми, которые предаются земледелию, поручив им защиту его, а равно привлечь к военной службе и философа из его кабинета, и ремесленника из его мастерской, и торговца с рынка, и тех из праздного дима, которые занятиям предпочитают театр. Как в частном доме, так равно и в государстве внешняя защита принадлежит мужскому полу, а забота о внутреннем распорядке — женщине. Как же мы предоставляем чужеземцам занятия, свойственные мужскому полу? По моему мнению, если бы они выиграли для нас многие победы, и тогда нам было бы стыдно ими воспользоваться. И если упомянутые мужской и женский пол не находятся ни в родстве, ни в соплеменности, то достаточно малейшего повода, чтобы они сделались повелителями граждан, а эти последние, отвыкшие от военного дела, поставлены будут в необходимость сражаться с людьми, привыкшими к правильной войне. Итак, пока не дошло до этого, мы должны развивать в себе римский военный дух и привыкнуть распоряжаться победами, и не только не допустить сближения, но из всякого учреждения удалять варваров.

И прежде всего нужно от них очистить администрацию и сенат, для которых они служат позором и унижением. При настоящем положении мудрая Фемида и бог военного искусства закрыли бы лицо от стыда при виде того, как одетый в шубу варвар командует ромэями или как варвар, сняв с себя овечью кожу и надев тогу, берется рассуждать с римскими мужами о государственных делах, садясь выше консула и опытных законоведов. Но в тоге им неудобно сидеть, и они немедленно по выходе из заседания снова надевают свою овечью кожу, в которой им свободней владеть мечом. Удивительно, как мы неосторожны. В каждом мало-мальски зажиточном доме найдем раба скифа; они служат поварами, виночерпиями, скифы же и те, что ходят с небольшими стульями на плечах и предлагают их тем, кто желает на улице отдохнуть. Всюду скифы, как будто это искони обреченный и самой природой назначенный на службу римлян народ! Достойно удивления, что эти белокурые варвары, носящие на еврейский образец распущенные волосы, у одних и тех же людей в частной жизни исполняют роль прислуги, а в политической — занимают начальственные места. Мне кажется, что по природе всякий раб есть враг своему господину, когда у него есть надежда осилить его. Вождей восстания у нас не двое и не рабского состояния (выше идет речь о восстании Крикса и Спартака), но, находясь во главе больших, жадных до убийства отрядов, они состоят, кроме того, в племенном родстве с нашими рабами. На несчастье римской державе они находятся среди нас, имея во главе стратигов, занимающих важные должности в империи. Стоит им захотеть, и к ним немедленно присоединятся наши рабы, которые будут решительными и смелыми воинами и охотно потешатся над своими господами.

Итак, должно уничтожить эту защиту и устранить внешнюю причину болезни, прежде чем раскроется ядовитый нарыв, прежде чем обнаружится враждебный дух поселенцев. Если болезнь захвачена в начале, то можно овладеть ее процессом. Пусть будет очищен военный приказ, как пшеничный ворох; надо отделить в нем мякину и сорные травы, что портят настоящее зерно. Если тебе, царь, покажутся мои советы неподходящими, вспомни, над какими людьми царствуешь и о каком народе я ходатайствую. Римляне и на месте своего происхождения, и где только ни распространилась слава их имени — везде и всеми повелевали оружием и умом. Что же касается этих скифов, то, как свидетельствует Геродот и как мы сами видим, они одержимы болезнью трусости. И ныне к нам пришли не в качестве завоевателей, а как просители, покинув занимаемые прежде места. Ознакомившись же с римлянами, которые оказались слабее их не оружием, а обычаями, этот грубый народ возмечтал о себе и заплатил неблагодарностью за благодеяние. Потерпев же за то наказание от своего отца, они снова и со своими женами пришли как просители. Он же, будучи победителем в войне, оказался побежденным в борьбе сострадания. Он поставил на ноги тех, которые склонились, дал им звание союзников, наградил гражданскими правами, удостоил почестей и наделил этих кровожадных людей участками римской земли. Но варвары не понимают чувства милосердия. С тех пор они издеваются над нами и по сие время, сознавая, что они были, и как мы их возвысили. Молва об этом чрез соседей их дошла и до нас. И приходят чужеземные конные стрелки к гостеприимным людям и просят благорасположенного приема, ссылаясь на предыдущие примеры.

Если послушаешь меня, из этого трудного положения есть легкий выход. Ты можешь восполнить империи оказавшийся в ней недостаток умножением у нас полков, воспитанием в полках военного духа и развитием национального войска. Против этих людей нужна настойчивость. Или пусть возделывают землю, или пусть уходят тем же путем, что пришли, и пусть заявят живущим на той стороне реки, что у римлян нет более прежней мягкости, и что над ними царствует благородный юноша!»

Эта дышащая глубоким патриотизмом речь не могла быть принята к практическому руководству. Она слишком далека от реальности, и план Синесия трудно было осуществите. Именно потому император Феодосий и решился создать из германцев военную силу империи, что собственных средств в ней не имелось, что негде было почерпнуть того военного духа, о котором говорит египетский епископ. Набор войск у соседних народов обратился уже в систему, от которой не могло отступить правительство, а изгнать германцев и потому уже было невозможно, что в эпоху произнесения речи Константинополь находился в полной власти варварских вождей. Будущие судьбы империи не могли направляться согласно теоретическим построениям, не принимавшим во внимание роковой действительности. Напротив, в конце IV в. ход вещей всецело зависел от новых народов, роль которых в судьбах империи была понята и бесповоротно решена распоряжениями Феодосия Великого.

В Константинополе, на площади ат-Мейдан или на ипподроме находится египетский обелиск, поставлен

12.01Вильгельм Оранский. Последние годы жизни

12.01Вильгельм Оранский. Борьба за единство Нидерландов

09.01Вильгельм Оранский в 1567 - 1576 гг.

04.09Вильгельм Оранский. Вождь оппозиции

04.09Вильгельм Оранский. Начало политической деятельности