Завоевания Александра Македонского. Борьба за ионийские города

Господство персов в Малой Азии основывалось на зависимых от них землевладельцах. Они составляли многочисленное сословие, которое на востоке полуострова частично вело свое происхождение от иранцев, а частично формировалось из местной знати. На западном побережье Великий царь наделял землей даже греков, а некоторым давал в управление крупные города. С точки зрения управления это была в высшей степени разумная организация. Ее члены зависели друг от друга. Вышестоящие старались угодить нижестоящим, а последние за это поставляли войска и платили дань. Для греков же весь этот жизненный уклад с его несправедливым, принудительным господством, порожденным произволом власти, был принципиально неприемлемым. Греки называли его «тиранией» и относились с недоверием и презрением к правителям, назначаемым Великим царем. Таким образом, здесь сошлись два совершенно различных мира, сошлись не для того, чтобы прийти к взаимопониманию и объединиться, а для того, чтобы вести борьбу и разделиться.

Правда, среди знати греческих городов господствовали проперсидские настроения. Олигархи, все еще придерживавшиеся жизненного уклада бывшей аристократии, видели в поставленных персами наместниках своего рода партнеров. Как и в греческой метрополии, где всегда процветали личные связи, так и под персидской эгидой между олигархами и тиранами возникали мостики взаимопонимания. Неприятие введенной персами общественной организации исходило не от олигархов, а от демократов. Персидские власти тоже меняли свою политику. Они перестали наделять отдельных лиц городами и создавать «тирании». Персы предпочитали теперь передавать власть в этих городах олигархическим семьям. С их точки зрения, это было лучше, чем демократия. Суверенная власть народа плохо согласовывалась с авторитетом Великого царя. Правители в городах Малой Азии оставались олигархами, но их больше уже нельзя было считать тиранами. Конечно, и они так или иначе зависели от персов. Во всяком случае, персидская верхушка в желательной для себя форме утверждала свои жизненные принципы, которые теперь уже не казались чужеродными. Лишь демократы метали молнии, но не столько руководствуясь национальным чувством, сколько выступая против самого института олигархии.

Возникло странное противоречие с политикой, проводимой в Греции. Там Филипп поддерживал олигархов и даже тиранов, так как они были в большей степени доступны македонскому влиянию, чем широкие слои народа. В общественном отношении македонская знать больше сочувствовала олигархии и из всех контингентов Коринфского союза могла положиться только на всадников, поставляемых олигархическими кругами. Но в Ионии олигархи были уже подчинены персам и лишь демократы сопротивлялись им. Поэтому Македонии выгодно было поддерживать именно демократов. И для македонской знати это ничего не стоило, и для Александра такое изменение политики, вероятно, было еще более приемлемым, поскольку уклад, существовавший в Македонии, был ему чужд.

Мы говорим обо всем этом, чтобы сделать понятнее последующее изложение. Если исходить из панэллинистических целей Александра, то следовало ожидать, что после победы при Гранике он начнет освобождать ионийские города. Ситуация для этого была весьма благоприятной. Мемнон отступил далеко на юг, в Галикарнас; теперь он уже не был так уверен в своих силах. Даже сама его власть стала сомнительной. Давно ожидаемый финикийский флот все еще не пришел в Эгейское море. Таким образом, на море господствовали эскадры Коринфского союза, поддерживая сухопутные войска Александра.

Александр не встретил сопротивления в греческих городах. Когда, возвратившись из Сард, он занял Эфес, армия наемников уже бежала, а олигархия разваливалась. Торжествующие демократы принялись грабить, выносить кровавые приговоры и конфисковать имущество, пока царь не остановил их. Ему нужны были греческие государства, и он не собирался допустить в них кровавые междоусобицы.

Из Эфеса он послал военачальников в северные города и на Меандр. Повсюду повелел он создавать демократии вместо олигархических режимов, соответственно изменял и законы. Но в то же время для него было важно слыть национальным освободителем, спасителем от персидского ига. Поэтому он ликвидировал в греческих городах сатрапии и уничтожил существовавшие там формы зависимости землевладельцев. В будущем они должны были стать свободными государствами, без оккупационных войск, с собственным правлением и народным судом. Им не нужно было больше платить дань (форос), теперь они должны были только вносить взносы (синтаксис).

Взносы вместо дани? Изменилось лишь слово. Не была ли вновь обретенная свобода лишь прекрасным фасадом, предназначенным скрывать новое господство? Раньше думали, что Александр наделял освобожденные города соответствующим статусом и членством в Коринфском союзе. Сейчас мы считаем, что он не снизошел даже до этого. Филипп поступил бы именно так, он пришел бы истинным освободителем, ибо свою задачу как гегемон он видел именно в освобождении греческих городов. Александр же вовсе не собирался отказываться после победы от прав, завоеванных оружием. Он освобождал от варваров и от их методов правления, а отнюдь не от власти вообще, которая должна была принадлежать ему как преемнику персидского царя. Поэтому он позволил греческим городам образовать свой округ, который уже не назывался сатрапией, но находился под присмотром ловкого дипломата Алкимаха. Он должен был выступать как стратег, протектор и прокуратор и способствовать сбору взносов. Чтобы не травмировать греческие города, Алкимах поселился за пределами округа, скорее всего в Сардах. Впоследствии там находились сокровищница и тюрьма для греков. Случалось и так, что царь передавал собранные с городов взносы кому-нибудь из своих любимцев. Тот не считался тираном, но пользовался взносами, собранными в отданном в его распоряжение городе.

Данная Александром свобода не отменяла прав завоевателя. Именно «освобождение» Ионии дает нам наглядный пример того, что для Александра не существовало, ни юридически, ни фактически равноправных партнеров и союзников. Для него не было писаного закона, законом были только его собственная воля, его милость и благосклонность. Коринфский союз в его глазах представлялся не чем иным, как реликтом времен Филиппа, который он пока терпел. В Ионии он с самого начала не пошел ни на какие уступки: он стал не гегемоном, а милостивым царем и благодетелем. Это ему легко удалось, поскольку ионийские демократы были вполне довольны такого рода демократией. Какое им было дело до Коринфского союза!

Александру очень хотелось предстать перед ионийцами великодушным властителем, по-царски одаривать и награждать. Однако войсковая казна была пуста, и у царя ничего не было. Правда, Сарды давали богатые доходы, но они уходили на содержание войска и дорогостоящего флота.

Таким образом, повелителю пришлось ограничиться только провозглашением своих планов, как это было со строительством канала через Эритрейский перешеек, которое так никогда и не начали, или с восстановлением Смирны, осуществленным лишь диад охами. Однако плотина у Клазомен Действительно была построена, так же как и заселена Приена. Александр поощрял образование или дальнейшее развитие союзов местных городов.

Эти союзы, как и отдельные города, выражали свою благодарность признанием властителя. Демократы повторили то, что ионийские олигархи делали по отношению к Лисандру за два поколения до этого. В Эресе и в некоторых других городах они оказывали такие же почести Филиппу. Александр имел еще больше оснований притязать на «божественность» как освободитель от персидского ига и защитник демократического строя, как правитель, который обеспечил ионийцам более выгодное положение, освободил Эгейское побережье от всех политических затруднений и открыл для ионийцев новую эру мирного посредничества.

Александр был бы рад приписать себе честь восстановления храма Артемиды в Эфесе. Он участвовал вместе с его верховным жрецом во всех церемониях, приносил роскошные жертвы и устраивал военные парады, отказался в пользу святилища от будущих взносов Эфеса, но тем не менее эфесцы отклонили его притязания. Они сделали это искусно, вежливо, объяснив свой отказ тем, что они царя самого объявили богом и поэтому ему нечего посвящать что-либо другим богам.

Александр не торопился продвигаться на юг, так как наместник вражеского Милета заранее выразил ему свою покорность. Но когда царь появился перед городом, он встретил сопротивление, оказавшись в совершенно иной, новой ситуации. Персидский флот наконец появился в Эгейском море, и его прибытия ожидали в Милете через несколько дней. Тем не менее Александр успел направить собственную экспедицию в милетскую гавань и с ее помощью блокировать выход из города. Когда появилась вражеская армада численностью четыреста кораблей, она не смогла вступить в контакт с блокированным городом. Однако открытое море оставалось в руках во много раз более сильнее противника.

Милет стремился сохранить нейтралитет, чтобы избежать войны. Но Александр, которого такого рода действия рассердили еще больше, чем открытое сопротивление, перешел к осаде. Здесь вскоре обнаружилось совершенство осадных машин македонян, которым не могли противостоять ни стены, ни башни Милета. Оборона была сломлена, город взят штурмом и разграблен. Александр не хотел повторения разгрома Фив; он пощадил оставшихся в живых, и Милет встал в ряд с другими греческими городами. Царь позволил избрать себя на следующий год в число высших чиновников города и внести свое имя в их список без упоминания царского титула. Захваченных в плен наемников он, не подвергнув наказанию, взял в свою армию.

На этом Ионическая война не была еще закончена. У Галикарнаса, в столице Карий, противник объединил свои войска. Еще Мавсол превратил этот город в самый великолепный и самый сильный в Малой Азии. Сюда и отступил Мемнон с основными силами наемников, а также правитель Карий — персидский сатрап Оронтопат. Здесь собрались враждебно настроенные к Александру головорезы — афинские кондотьеры и македонские эмигранты. У Галикарнаса стояли персидские войска и готовый поддержать их могучий флот с финикийскими и кипрскими командами. Сам же Мемнон в это время вел переговоры с Великим царем о своем назначении главнокомандующим в этой войне с неограниченными полномочиями. Возможно, он и получил этот пост еще во время осады Галикарнаса.

Во время наступления Александр завоевал симпатии карийцев, так как поддержал их царицу Аду, притесняемую Оронтопатом. Когда он затем подошел к Галикарнасу, защитники не рискнули на открытое сражение, положившись на прочность городских стен. Царь снова ввел в дело все свои осадные машины и дальнобойные орудия. На этот раз осада была не столь удачной. Мемнон и афинянин Эфиальт не только оборонялись, но и предпринимали отчаянные контратаки и вылазки, они подожгли часть передвижных башен македонян, применяя новейшие методы ведения войны. Однако после продолжительной борьбы македонянам все-таки удалось разрушить стены и башни настолько, что можно было штурмовать город. Александр медлил, ожидая, что противник сдастся. Мемнон поджег дома, освободив пространство вокруг города вплоть до господствующей над гаванью неприступной крепости. Остальные войска .он отвел на занимающий удобное стратегическое положение остров Кос. Окрестности города Галикарнаса стали местом затяжных сражений. Тогда Александр не из политических, а из военных соображений принял решение разрушить оставшиеся городские постройки.

Все это привело к тому, что персы, уступавшие противнику в открытом бою, лишились возможности укрываться в городах. Теперь у них не было никакой возможности противостоять Александру на суше. Это понимал и Мемнон. Поэтому он покинул материк, приготовившись вести войну на море и на островах. Александр тем временем предпринял блестящий обходный маневр, предвосхитив действия противника. После захвата Милета он отпустил свой флот, оставив лишь несколько кораблей для транспортных целей. Отнюдь не случайно среди них оказались афинские корабли. Афины отказали осажденному Милету в его просьбе о помощи, но их отношение к Великому царю было лояльным. Они позволили персидскому флоту использовать Самос как базу снабжения. Поэтому Александр счел целесообразным задержать аттические корабли в качестве заложников, дабы предотвратить возможную измену города.

Отказавшись от флота, Александр тем самым отказался и от дальнейших связей с Эгеидой по морю. Это было вызвано вовсе не исключительным пристрастием македонян к войне на суше, так как Александр довольно хорошо умел пользоваться своей властью и на море. Однако он понимал, что содержание флота обходилось недешево. Кроме того, Александр вынужден был признать, что на море он еще отставал от своего противника. Парменион, который при всем своем жизненном опыте был главным образом теоретиком, призывал царя до того, как распустить флот, еще раз бросить его против врага. Ведь терять на море было нечего. Но Александр отклонил этот совет. Он понимал, что поражение на море могло разжечь тлеющий жар эллинского национализма в большей степени, чем просто роспуск флота. Конечно, положение Антипатра в Македонии, а тем самым и в Элладе стало довольно сложным. Все острова Эгейского моря оказались, по существу, в руках персов, в то время как Мемнон имел теперь свободный тыл и мог спокойно заняться Грецией.

Александр решился на грандиозный шаг: завоевать Малоазиатское и Левантийское побережье и тем самым отрезать вражеский флот от материальных источников. В результате своего рода континентальной блокады он надеялся привести флот врага к окончательному поражению. Таким образом, предстояло состязание, причем каждая из противных сторон боролась за свою опорную базу. Удастся ли Александру, опередив персов, перерезать их жизненную артерию? Или же Мемнон успеет, захватив Элладу, напасть оттуда на македонян? Это была игра ва-банк обеих сторон!

Так как Александр предоставил Мемнону необычайно сильную позицию в Эгеиде, ему в первую очередь нужно было думать об укреплении Западной Малой Азии. Мы уже знаем, как он справился с греческими городами. Теперь несколько слов о завоеванных им азиатских провинциях. Уже в первой из них Александр показал свое намерение поддерживать и расширять персидскую .политическую организацию. В Геллеспонтской Фригии он назначил наместником Каласа, сохранив там прежнее управление, прежние границы и прежнюю финансовую организацию. Он даже оставил для нового наместника персидский титул «сатрап».

В Лидии Александр назначил сатрапом брата Пармениона Асандра, значительно сузив, однако, его компетенцию, отняв у него управление финансами и превратив акрополь в Сардах в крепость. Упоминаемое в источниках провозглашение свободы лидийцам не означало выхода из сатрапии, скорее всего это относилось к созданию крупных земельных владений и к сохранению общественного самоуправления. Вместе с тем он оживил древнее лидийское право. Александр и здесь стремился прослыть освободителем от персидского ига. Его план возвести новый храм Зевса в акрополе в Сардах одновременно должен был служить признанием культуры эллинов, которая существовала в Лидии уже несколько веков. Персидского вельможу Мифрена, сдавшего ему крепость Сарды, Александр окружил почестями и взял к себе в качестве советника. Пусть мир увидит, как царь вознаграждает лояльность!

Правительницей Карий была назначена царица Ада: в ее лице соединились государственная должность и династическое достоинство, как издавна было принято в этой провинции. Учитывая здешние, основанные на материнском праве обычаи, Александр захотел даже, чтобы Ада его усыновила. После ее смерти в качестве наследника он становился законным правителем страны, а сатрапом мог стать один из его сподвижников. Таким образом, Александр впервые объединил местные традиции и государственное право. Это было совершено без труда, так как царский род в Карий уже давно считался эллинизированным. Таким образом, Александр не считал Малую Азию македонским владением. Вновь завоеванные территории становились провинциями не его родины, а его личными провинциями. Для азиатов он, правда, был господином, но при этом не как македонский царь, а как полководец-победитель, наследующий власть в стране побежденных.

Вот и все, что можно сказать о провинциях. Пока шли бои за Галикарнас, наступила осень. Александр выслал Пармениона с обозами и войском в Великую Фригию. Воинов-молодоженов и военачальников он отправил домой провести зиму у родственников — поступок, снискавший ему благодарность и симпатии. Сам же, отказавшись от зимнего отдыха, отправился завоевывать Ликию и Памфилию, чтобы таким образом лишить Мемнона его базы на юге Малой Азии, прежде всего портов Фаселиды и Аспенда. В Карии он оставил войска для защиты от Мемнона. Царь затребовал новые пополнения из Македонии и вербовал наемников в Греции, так как его войска значительно уменьшились за счет гарнизонов, оставляемых в завоеванных городах.

Еще Филипп нарушил существовавшие традиции, совершая военные походы зимой. Прежде всего зимою легче было покорить горные племена, так как снег преграждал им отступление в горы. Так что в том, что Александр решил выступить с войсками зимой, не было ничего нового. Он хотел завоевать Ликию и Памфилию, воспользовавшись тем, что плохая погода мешала противнику оказать поддержку с моря. Лето следующего года он намеревался использовать для захвата у неприятельского флота последней, южной базы в Киликии и Финикии.

Маршрут проходил в основном вдоль побережья, в области мягкого, бесснежного климата Средиземного моря. Лишь однажды была совершена вылазка в более суровые горные области Внутренней Ликии. Серьезное сопротивление встречали изредка, и то не столько ради защиты власти персов, сколько во имя собственной свободы. В отличие от Мемнона, в руках которого находился лишь стратегически важный Кавн в Карии, Александр захватил все гавани в Ликии и Памфилии, местечко Патару, греческую колонию Фаселиду и персидскую военную гавань Аспенд. Таким образом, враг был лишен главных портов, через которые шла торговля между Киликией и Эгеидой.

Те, кто рассчитывал на двустороннее соглашение о мире с царем, были разочарованы: Александр требовал безоговорочной капитуляции от всех, в том числе и от греков. Только после этого он проявлял великодушие, насколько он мог себе это позволить при полном отсутствии денег. В принципе царь любил людей, но только до тех пор, пока они ему повиновались. Однако отсутствие денег заставляло его быть милостивым в первую очередь к тем, кто преподносил ему больше золотых венков и платил более значительную контрибуцию. Об этом многое могли бы порассказать купцы из Аспенда.

Царь соединил Ликию и Карию в одну сатрапию и отдал ее своему другу Неарху. Это была поистине незавидная должность: и потому, что по соседству находилось войско Мемнона, и потому, что здесь отсутствовала традиция подчинения сатрапам. Ведь при персах обе провинции присоединились к Персидскому государству на добровольных началах и пользовались самоуправлением.

В армии царило приподнятое настроение. Глазам воинов открывались живописные пейзажи. Правда, население страны встретило их без всякого восторга, но македонян вполне устраивала сложившаяся здесь, своеобразная обстановка. Было достаточно еды и вина, а с жителями греческих колоний все еще сохранялись добрые отношения.

Путь от Фаселиды к Памфилии шел через труднопроходимые горы. Была, правда, еще узкая тропа вдоль самого побережья, под отвесно нависающей над морем скалой. При южном ветре эту тропинку заливало волнами. Основную часть войска Александр послал через горы, сам же с небольшой свитой отважно отправился по прибрежной тропе, хотя как раз в это время бушевали южные штормы. Только безумец мог пойти на это. Но если повелитель не захотел отступить перед стихией, то сама стихия отступила перед ним: ветер стих. Правда, идти пришлось по воде, которая временами доходила до пояса, но ничего дурного не произошло, и все благополучно добрались до цели.

После того как операция в Памфилии завершилась, армия Александра должна была присоединиться к войскам, находившимся в Центральной Малой Азии. Путь лежал через земли диких писидийцев.

Эта горная страна никогда никому не подчинялась, даже персидскому царю. Сейчас для ее усмирения не оставалось времени. Этим впоследствии должны были Заняться сатрапы. Александр быстро, насколько позволяли условия, продвигался по территории писидийцев. Мимо Термесса он прошел, прибегнув к военной хитрости, благодаря тому что царю удалось заключить мирное соглашение с жителями города Селг, враждовавшими с Термессом. Под Сагаласом он дал сражение и, выиграв его, захватил город. Армия Александра шла по тающему снегу, под дождем, зачастую без дороги, по затопленным талой водой долинам; она благополучно миновала земли писидийцев и без боя захватила Келены, столицу Великой Фригии. Персидский сатрап, управляющий городом, бежал, но в крепости еще оставался гарнизон карийцев и греческих наемников. Они, наверное, сдались бы, но не прошло и двух месяцев, как здесь появились персы, снявшие блокаду с города: Александр, для которого важнее всего было своевременно встретиться в Гордии с остальным войском, повел себя совсем не героически и по требованию персов снял блокаду. Он назначил сатрапом Антигона, брата своего школьного товарища Марсия, предоставив этому прекрасному организатору урегулировать все дела в Великой Фригии. После десятидневного отдыха войско двинулось в путь.

Поход был необременительным. Без боя проходили огромные территории, целые провинции. Персы повсюду отступали. Наконец после многонедельных ежедневных переходов армия пришла в Гордий. Одновременно сюда прибыло войско Пармениона, оставившее свои зимние квартиры в Великой Фригия. Его маршрут нам неизвестен. Последними пришли отпускники из Европы с новым пополнением из Македонии и греческими всадниками. Для формирования гарнизонов в завоеванных землях царю нужно было много греческих наемников. Но у его вербовщиков не хватало денег, чтобы привлечь в армию достаточное число воинов. В то же время персидский царь предлагал наемникам более высокую плату. Правда, македоняне выжимали из Памфилии и Фригии значительные суммы, но все они шли на войну с Мемноном.

С Эгейского моря поступали очень тревожные известия: противник в самом скором времени собирается напасть на Элладу и область проливов. Если же Мемнону удастся захватить проливы, то Александр окажется отрезанным от Македонии. Нужно было создавать флот. Поэтому из Гордия царь посылает к Геллеспонту Гегелоха и Амфотера, выдав им 350 талантов для создания эскадры. Кроме того, он послал 600 талантов Антипатру и в Грецию для организации защиты на море. Ему необходимо было обезопасить свой тыл.

С Запада к Киликийским воротам вели два пути, пересекавшие Малую Азию: южный шел от Сард через Керамон Агору или через Келены в Иконий и Тиаяу (по этой дороге однажды уже проходил Кир Младший); северный сохранился еще от хеттов, фригийцев и мидян. Это был окольный путь через Гордий и Анкиру к центру бывшего Хеттского государства (позднее — Птерия), а затем через. Мазаку в Армению и Месопотамию или через Тиану к горам Тавра. Между обоими путями лежали мертвые солончаковые степи Центральной Анатолии.

Может показаться странным, что Александр, выйдя из Келен, избрал северный путь. Ведь он был в два раза длиннее южного. Но не следует забывать о том, что выход в Эгеиду был для него закрыт войсками Мемнона и связь с Македонией осуществлялась только через Геллеспонт. Поэтому Александру проще было идти северным путем. Кроме того, здесь облегчалось снабжение войска. Позднее, когда открылся выход к Эгейскому морю и стали поступать пополнения наемников из Лидии и Карий, начали пользоваться и южным путем. (Антигон наладил по нему сообщение из Великой Фригии.)

Итак, Александр выступил в Анкиру. Здесь ему покорилась соседняя Пафлагония. Царь присоединил ее к Геллеспонтской Фригии, ибо она еще при персах входила в эту сатрапию, пользуясь при этом известной свободой. Александр освободил Пафлагонию от налогов и отказался от какого-либо вмешательства в ее дела.

Основываясь на новых исследованиях, я допускаю, что был более краткий путь из Анкиры, по которому можно было попасть в Тиану, не переправляясь через Галис. По левому берегу Галиса шла плодородная, густозаселенная полоса, облегчавшая снабжение македонского войска. Здесь, по-видимому, проходила дорога. Возможно, Александр действительно пошел по этому более короткому пути. Он оставил слева утопавшую в облаках вершину могучего Аргея и быстро продвигался на юг, пока не показался мощный хребет Тавра и войска не подошли к Киликийским воротам, за которыми находились Киликия и Финикия, персидский царь и персидское войско. Всем было ясно, что здесь будет решаться судьба мира.

Можно было предположить, что Александр примет все меры, чтобы пополнить свою армию за счет завоеванных областей в долине Галиса. Но ничего подобного не произошло. Правда, он назначил в эти области правителя, но не македонянина и не грека, а какого-то местного жителя, не исключено, что даже перса. Нам также неизвестно, оставил ли царь в этих областях гарнизоны и обложил ли их налогами. Как в Писидии и Пафлагонии, так теперь в Каппадокии Александр стремился избегать возможных конфликтов и экономил силы. Он не хотел ослаблять свои войска и, завоевывая симпатии местных жителей, щедро предоставлял им различные льготы. Он терпел местные, практически совершенно независимые власти, поскольку они хоть в какой-то мере обеспечивали безопасное продвижение его войск. Поэтому Восточная Малая Азия выпадала из организационной системы империи, и этот изъян не удалось ликвидировать даже при диадохах, вплоть до самого римского периода. Каппадокия всегда оставалась чужеродным телом в системе эллинистических государств.

12.01Вильгельм Оранский. Последние годы жизни

12.01Вильгельм Оранский. Борьба за единство Нидерландов

09.01Вильгельм Оранский в 1567 - 1576 гг.

04.09Вильгельм Оранский. Вождь оппозиции

04.09Вильгельм Оранский. Начало политической деятельности