Священная Римская империя во второй половине XIV века

Смерть Людовика не вызвала никаких потрясений: антикороль Карл IV был тотчас же признан многими законным государем. Он был еще молод, ему шел только тридцать первый год; раннюю юность он провел при дворе французского короля Карла IV, приходившегося ему дядей, и вскоре вступил в брак с французской принцессой Бланш Валуа. Его образование соответствовало новому духу времени, предъявлявшему правителям другие требования, чем в эпоху Оттона и Карла Великого. Он говорил и писал на пяти языках. В противоположность своему отцу, натуре неспокойной, воинственной, жаждавшей приключений, он был человеком мирным, разумным, последовательным, расчетливым. Несмотря на то, что у Людовика осталось шесть сыновей, Виттельсбахи не выдвинули претензий на корону ни для кого из своих; они выставили только кандидатуру английского короля Эдуарда III, который и был избран в Оберландштейне четырьмя несколько сомнительными голосами. Он искал, впрочем, германской короны не ради нее самой, а лишь ввиду тех выгод, которые она доставила бы ему в его войне с Францией.

Эта кандидатура, однако, не имела никакого значения. Но зато весьма серьезную опасность для Виттельсбахов представила весьма смелая, хотя и не особенно обдуманная затея, посредством которой Люксембурга или их партия задумали выставить им противника в самом ненадежном пункте их владений. Новая власть (с 1322 г.) была там, в Бранденбургской марке, не очень любима, и еще живы были воспоминания о прежнем Асканиевском княжеском доме; и вдруг в августе 1348 г. появился человек, выдававший себя за маркграфа Вальдемара. В то же время была пущена в обращение история такого рода: будто маркграф Вальдемар, мучимый угрызениями совести по поводу того, что состоял в слишком близком родстве со своей женой, по указанию папы incognito отправился в Святую землю и там предался покаянию. Это случилось довольно давно, 28 лет тому назад, и весь этот рассказ тем более должен был представляться невероятным, что предосудительный брак был заключен с папского разрешения. Другие говорили, что роль маркграфа Вальдемара принял на себя мельник по имени Якоб Ребок. А между тем дерзкий самозванец благополучно продолжал действовать, тем более, что многие из знати не стыдились поощрять этот обман, и Карл IV дал ему даже марку в лен (в октябре 1348 г.). Баварская партия сделала соответствующий этому ответный шахматный ход, побудив одного из испытанных приверженцев покойного императора, графа Гюнтера фон Шварцбурга, принять на себя неблагодарную роль короля-соперника. В июне 1349 г. он действительно был избран королем во Франкфурте обоими курфюрстами виттельсбахской партии, герцогом Эрихом Саксен-Лауэнбургским и архиепископом Майнцским. Но карьера его закончилась очень скоро. Он вскоре сам стал тяготиться своим положением и заболел. Оба соперничавших дома вступили в переговоры и оба отказались от поддержки выставленных ими кандидатов: Понтер дешево продал свою фальшивую корону - за 20 тысяч марок (в расплату с кредиторами), а затем, через несколько недель, умер естественной смертью. Князья виттельбахской партии признали Карла IV, который за это, в свою очередь, низверг лже-Вальдемара: назначено было нечто вроде расследования, и присяжные выразились очень осторожно, объявив, что они - если бы им пришлось присягать, настоящий он или нет, - скорее бы стали присягать в последнем. Сам же самозванец не остался внакладе: ангальтская родня Асканиевского дома содержала его всю жизнь, как если бы он был настоящим князем. По-княжески его и погребли, когда он умер.

Эти годы (1348-1350) были отмечены ужасным, гибельным бедствием, которое ясно показывает, как еще беспомощны были в ту пору люди против эпидемических болезней. Страшная болезнь, которой население недаром дало грозное имя "черной смерти", посетила Германию и особенно свирепствовала в ее многолюдных и тесно застроенных городах. В известиях находим такие цифры смертности, которые превосходят все наши представления и на основании которых можно предположить, что Германия в эти годы лишилась почти полутора миллионов населения. Страшная эпидемия опустошила и соседние страны, прихотливо выбирая свои жертвы, набрасываясь на одних и обходя других. Этот век еще не умел найти естественные причины громадной смертности и энергично и разумно противодействовать им естественными мерами предосторожности. Измученное и разгоряченное воображение народа тотчас стало искать причины бедствия в отравлении колодцев евреями, которые и стали жертвой общей ненависти и корысти. Началось повсеместное возмутительнейшее из всех возмутительных избиение евреев, какое когда-либо происходило в европейских странах вообще и особенно в Германии. Куда ни посмотрим, везде видим одно и то же: несчастных жгут на кострах или поджигают улицы, на которых они живут. Иногда и сами евреи поджигают свои дома, потому что нигде и ни в чем не видят себе спасения. В других местах у этих ни в чем не повинных несчастных пыткой вырывали признания, служившие внешним поводом и побуждением для отвратительных неистовств, которые, конечно, произошли бы и без этих признаний, тем более, что рядом с религиозным фанатизмом действовало в массе и корыстолюбие, благодаря которому заодно действовали и горожане, и дворянство, а иногда даже и князья, т. к. все они были в долгу у евреев и в данном случае видели удобный способ избавиться от своих долговых обязательств. Буря эта бушевала так страшно, что увлекала к неистовствам и более человечно настроенных правителей, и разумные городские власти, тем более, что чернь местами, как, например в Страсбурге, смещала тех представителей власти, которые не тотчас выдавали ей намеченные народной злобой жертвы, и вымещала свою злобу на имуществе этих чиновников. Король Карл IV вмешался в дело, но с недостаточной энергией и не из гуманных побуждений. У него был свой интерес щадить и охранять "верных слуг нашей королевской казны" - так он называл евреев в своем официальном акте: они собирали ему подати и составляли известного рода фонд, которым он постоянно мог пользоваться. Но, собственно говоря, его власти не хватало на то, чтобы серьезно наказывать за совершенные злодейства. Однако то, что пощадил ураган разыгравшейся народной стихии, снова было восстановлено в своих правах, насколько тут могла идти речь о праве вообще.

Для Германии в целом правление Карла IV главным образом было важно из-за той конституции 1356 г., которая после долгих обсуждений на рейхстагах в Нюрнберге и Меце была окончательно оформлена и, по привешенной к ней золотой печати, получила впоследствии название "Золотой буллы".

Не следует забывать, что эта булла до самого конца Германской империи (в прошлом столетии) составляла основной закон ее организации, ее строя, а поэтому положила во многих отношениях конец своеволию. Она устранила всякое папское участие в избрании королей. Городам запрещала прием в свою среду граждан извне, а также ограничивала их права на союзы и коалиции. С другой стороны, были определенно указаны и права князей по отношению к различным категориям их подданных. Главным образом содержание буллы касалось избрания римских королей, а также прав и имуществ курфюрстов. В ней перечисляются все семеро главных избирателей: три архиепископа - Майнцский, Кёльнский и Трирский, король Чехии, пфальцграф Рейнский, герцог Саксонский, маркграф Бранденбургский. Избрание решается большинством, на избрание созываются курфюрсты архиепископом Майнцским месяц спустя после кончины императора, а если бы такого созыва не последовало, то они и без приглашения съезжаются во Франкфурт-на-Майне. Избирательные права курфюрста тесно связаны с его землей, которая, как нерушимое целое, переходит в наследство к его первенцу, причем все подданные курфюрста, по их особой и важной привилегии, судятся исключительно в местных судах. В силу привилегии о невызове (de non evocando) никто не имеет права апеллировать на решение этих судов в высшую инстанцию. Курфюрстам на их территории принадлежат так называемые "регалии" - право чеканить монету, назначать пошлины, водворять или не водворять у себя евреев. Таким образом, на основании этой буллы они становились полными господами своей земли и составляли некоторого рода олигархию, которая резко выделялась из остальных князей и в сильнейшей степени возбуждала их зависть. Кроме того, булла предписывала главе государства ежегодно в определенные сроки съезжаться с курфюрстами для решения важнейших государственных дел: важнейшим из курфюршеств, Чешским, владел сам Карл, и, судя по тогдашнему положению дел, имел право надеяться, что ему удастся то, что не удалось его предшественникам, а именно: удержать императорскую власть в своем доме и таким образом, хотя и при помощи некоторого обхода - через олигархию - создать для Германии монархию в лице представителей Люксембургской династии.

Этого монархически-династического положения можно было достигнуть, только обладая большим личным могуществом, сосредоточенным в руках одного дома. На этом основании установилась монархическая власть несколько позднее, 500 лет спустя. Стремлением к такому возможно большему и возможно прочнейшему единовластию был проникнут и Карл IV. Он шел к своей цели осторожно, последовательно и разумно, как настоящий государственный муж, не слишком, впрочем, заботясь о нравственной чистоте избираемых им средств.

Особенной похвалы заслуживает его управление своей наследственной землей, королевством Чехией, горные промыслы которой обеспечивали ему прочное финансовое положение. Он создал здесь и порядок, и полнейшую безопасность при помощи строгого правосудия. Он зорко следил за постепенным возрастанием народного благосостояния, за виноградарством и плодоводством, за обработкой рудников, за постройкой мостов и проведением дорог, за правильной чеканкой монеты, за усовершенствованием городской жизни.

Вскоре его столичный город, Прага, значительно им расширенный, мог уже соперничать с любым из итальянских городов и превзошел значением многие из городов по эту сторону Альп. Особенно к его заслугам можно отнести основание Пражского университета, первого в Германской империи, к тому же основанного им в начале его правления, в 1348 г.

Одновременно с этим он заботился о постройке моста через Влтаву и о сооружении Пражского собора, и такое соединение забот о чисто материальных нуждах населения с заботами о его духовных стремлениях характеризует Карла IV как замечательного правителя.

Многие укоряли его за то, что он не в такой степени заботился об остальной Германии и как бы забросил ее. Но для того, чтобы заботиться о ней в равной степени с Чехией, он должен был бы иметь право распоряжаться и Германией как своим государством. Всеми средствами стремился он к расширению своих личных владений, и времена были очень благоприятны в этом отношении для правителя сильного и умелого, обладавшего значительными материальными средствами. Особенно сильно способствовала этому расширению владений рознь и беспутство, которые господствовали в доме Виттельсбахов, между тем как сам он действовал в полном согласии со своими братьями Иоанном-Генрихом и Вацлавом. Первый из них правил Моравией, как леном Чешского королевства, второй - родовым владением дома (ныне герцогства) Люксембургского. Важнейшее из родовых владений Виттельсбахов, Бранденбургскую марку, Карл понемногу скупал у младшего из шести сыновей своего предшественника Оттона и, наконец, по договору 1373 г. окончательно выкупил всю с помощью последней выплаты 500 тысяч золотых гульденов. Надо заметить, что некоторая часть этого владения, Нижне-Лужицкая земля, уже давно была поглощена Люксембургом. При этом с обычной своей политической ловкостью Карл вполне сумел изолировать Виттельсбахов, так что им оставалось лишь одно - принять условия, предлагаемые императором. Титул курфюрста был сохранен за последним из маркграфов Виттельсбахского рода до самой его смерти. Еще легче ему удалось присоединить к Чешскому королевству Силезию, лежащую между Чехией и Бранденбургской маркой. Еще раньше в значительной степени удалось онемечить эту страну, делившуюся на 16 более или менее слабых княжеств. Еще отец Карла IV, пользуясь благоприятными обстоятельствами, успел обратить некоторые из этих княжеств в чешские ленные владения, и Карл продолжал следовать системе отца. Рядом с этими более значительными приобретениями Карл IV не упускал случая увеличивать свои владения во всей Германии небольшими клочками - покупкой замков и городов, графств и баронств. Он был настолько дальновиден, что трудился для будущего и понимал, в какой степени даже небольшое владение могло быть прибыльным в руках человека, имеющего власть. Постепенно он распространил свое владычество на все онемеченные славянские земли, от берегов Дуная до балтийского взморья - Чехию, Моравию, Силезию, Верхне- и Нижне-Лужицкую марку, Бранденбург. А в 1364 г., совершенно в духе того жадного до наследования времени, он заключил с Габсбургским домом договор, по которому в случае вымирания одного дома другой - переживший - должен был унаследовать все владения вымершего дома. Сближение же с императором послужило на пользу Габсбургов в том отношении, что они приобрели Тироль, который Карл после кончины несчастной Маргариты в 1369 г. отдал в лен своему зятю, герцогу Рудольфу IV Австрийскому. Такие брачные союзы были в ту пору надежным связующим звеном и вообще в большом ходу. В такой брачный союз Карл вступил и с домом Гогенцоллернов, начинавшим тогда приобретать значение. Он женил своего сына Вацлава на одной из гогенцоллернских принцесс. Этот брак вскоре был расторгнут императором, когда ему представился случай женить сына на более видной и выгодной невесте - наследнице венгерской короны. Мало того, он вступал даже в такие договоры с князьями, по которым предполагал сочетать браком между собой детей, еще не родившихся, которые должны были родиться в ближайшем будущем.

Такой политический деятель, как Карл, мог, пожалуй, приняться за разрешение даже таких задач, которые были постоянным камнем преткновения для немецкой государственной мудрости: извлечь надлежащую пользу и из положения Италии. Первый поход в Италию он совершил в 1354 г. С большим умением он воспользовался раздорами между папой Иннокентием VI и быстро возраставшим в могуществе домом Висконти, а также их сторонниками. Он повел дело столь искусно, что и Висконти не нанес ущерба, а папе оказал существенные услуги. В январе 1355 г. он завладел в Милане ломбардской короной и в тот же день покинул город, в котором больше уже нечего было взять.

5 апреля того же года он принял в Риме императорскую корону из рук уполномоченных Иннокентием кардиналов. Ловко пользуясь запутанными делами Италии для достижения своих личных целей, он сумел всех принудить к уплате ему крупных сумм за оказываемые услуги. В следующем же году он сильно огорчил папу введением в действие государственного устройства, которое опиралось на его Золотую буллу, и показал себя очень твердым, когда Иннокентий задумал обложить немецкое духовенство чрезвычайно высокими налогами. При его преемнике Урбане V он ясно поставил своей целью восстановление папской резиденции в Риме и тем самым приобрел большое значение в глазах всех итальянцев. Он даже обещал оказать папе помощь против его врагов, как только вернется в Рим. Связующим звеном в цепи этих интриг, где все стремились перехитрить друг друга, был второй поход Карла в Рим (1368 г.), во время которого он долгое время пробыл в Риме с Урбаном V, не испытав тех неприятных впечатлений, которые выпадали на долю его предшественников. Он сумел даже стать миротворцем между папой и его злейшим врагом Бернабо Висконти. Когда же последний нарушил этот только что восстановленный мир, то император в угоду папе осудил Бернабо на изгнание, но и не подумал приводить этот приговор в исполнение. В 1370 г. Урбан вернулся в Авиньон, глубоко опечаленный. Он там и умер в том же году. Его преемник, Григорий XI, действительно должен был решиться на возвращение в Рим (1377 г.), но вскоре из-за этого произошли новые волнения, которые способствовали еще большему разъединению церкви и привели к большим потрясениям.

В течение того века, который прошел со времени междуцарствия, понятие о таком государственном строе, в состав которого должна входить каждая отдельная сила, успело значительно развиться и возрасти. Но, конечно, все были еще очень далеки от нашего современного воззрения на государство. Дошли уже до того, что общий внутренний мир, т. е. государственное благоустройство или нечто подобное ему, стали считать нормальным положением, желательным, долженствующим существовать. В течение этого столетия сильно поубавилось и разбойничьих замков рыцарства. И эти начала государственного благоустройства опирались не на правительство, не на власть князя, короля, императора, а на вполне частную инициативу - на принцип свободного союза, на ассоциацию. В этом отношении XIV в. в Германии заслуживает полного внимания. Около 200 городов, укрепленных, вооруженных, почти самобытных в своей внутренней жизни, были тесно связаны между собой всякого рода местными союзами, сообразно своим частным интересам, готовые вынудить и дворянство, и духовных и светских князей к изменению их привычек, так что те уже начали искать поддержку своему значению и могуществу в ассоциациях и союзах, подобных городским. История политики и приобретений Карла IV представляет нам важную, но все же незначительную долю поступательных шагов Германии на пути политического развития во второй половине XIV в. Важнейшее совершилось без его участия или по крайней мере так, что влияние его императорской власти оказывалось лишь косвенным и второстепенным. И в Северной и в Южной Германии во время его правления произошли многие события, важные по своим последствиям.

Всюду на германской территории возникали большие или меньшие федерации городов. О большом союзе рейнских городов, в состав которого входила большая часть швабских, франконских, эльзасских, среднерейнских городов, уже упоминалось. Гораздо шире раскинулся союз некоторых северо-немецких приморских городов - Любека, Ростока, Штральзунда, который, под именем Ганзы [Слово Ганза - старонемецкое, встречается в значении "сотоварищество" или "сообщество], в течение полувека широко распространился по всей Северной Германии: от Ревеля и Риги до Фландрии, от берегов Балтийского моря до Тюрингии.

Первоначально Ганза была чисто торговым товариществом, и для ее торгового значения было важно, чтобы это предприятие осуществилось и действовало не в тяжеловесной форме политической организации, а в более свободной, более глубокой и гибкой форме торговой ассоциации. Таким путем некоторым немецким городам и даже некоторым торговым фирмам в Англии и в скандинавских государствах удалось добиться привилегий и выгод, которые впоследствии должны были послужить на пользу всех участников предприятия. Это было вызвано цепью случайностей и успехов, которые проявлялись в различных формах житейской повседневности и которые трудно, почти невозможно было бы проследить.

Некоторые организации и кое-какие общие федеративные нормы были необходимы, т. к. во второй половине XIV в. в состав Ганзы входили более 80 больших и малых общин, делившихся на три части уже в самом начале царствования Карла IV: вендскую, с Любеком в качестве центра и городами нижнесаксонскими, мекленбургскими, голштинскими, померанскими, а также Гамбургом и Бременом; вестфальскую с главным городом Кёльном (к этой, кроме вестфальских городов, относились еще прусские - Кульм, Эльбинг, Кенигсберг, Торн, Браунсберг, Данциг и некоторые из голландских); готландская часть с городами Ригой, Ревелем, Дерптом и Висбю на острове Готланд. Едва ли нужно говорить о том, что Ганза, воспитывавшая в каждом купце сознание силы и собственного достоинства, конечно, должна была оказать огромное влияние на всю европейскую торговлю вообще, во всех ее многообразных проявлениях. Стоит только вспомнить, что одной из самых важных отраслей ганзейской торговли была торговля сельдью и что ради закупки сельди ежегодно сотни кораблей собирались у берегов Сконе, где один рыбачий стан становился рядом с другим и поэтому ценился каждый квадратный аршин берега, разными рыбачьими и торговыми артелями строились и церкви, и часовни, и порядок поддерживался строгим полицейским надзором и строгим правосудием, а при этом удобном случае производился обширный торг и другими, не только рыбными товарами. Собственно политики Ганза не касалась вовсе; однако обширная торговля сама по себе уже способствовала в среде Ганзы развитию аристократических и консервативных элементов и именно поэтому в них не проявлялись демократические стремления так резко и сильно, как в верхненемецких городах. Напротив, в них даже проявлялась тенденция к сохранению старого, установившегося гражданского строя против всяких восстаний и попыток бунта. Города, в которых проявлялись подобные попытки, подвергались страшной мере взыскания - исключению из состава Ганзы (Vergansung), вследствие чего каждый из граждан города, подвергнутого этой каре, лишался за границей всех преимуществ в торговле и оказывался как бы в положении опального. Разумеется, однако, что у Ганзы, при ее широко развитых связях и отношениях, должна была со временем появиться и своя "внешняя политика" по отношению к тем государствам, на территории которых Ганза вела свою торговлю. Так, например, в 1360 г. Ганзе пришлось поднять оружие против датского короля Вальдемара IV, который, несмотря на добрые отношения к городу Любеку, вдруг напал на город Висбю. "Дай-ка я пойду на этот город, - будто бы сказал он, - где и свиньи из серебряных корыт едят". И на самом деле пошел и жестоко разгромил город, даже не приняв от него изъявления покорности, которое город готов был ему принести. Тогда Любек и союзные города объявили ему войну, ганзейский флот выступил в море, Хельсингборг был осажден. Однако князья, состоявшие в союзе с ганзейскими городами, собирались очень медленно, некоторые даже изменили союзу, и ганзейский флот в июле 1362 г. потерпел жестокое поражение. Пришлось согласиться на перемирие, которое привело не к миру, а к новым замешательствам и ущербам. Необходимо было принять какое-нибудь общее решение, и в Кельне был созван общий ганзейский сейм, весьма бурный. 77 городов решили вести войну против датского и норвежского королей, вступивших в союз, и со страшной силой обрушились на владения коварного Вальдемара IV, который уже заранее поспешил удалиться в Германию, под защиту дружественных ему князей. Ганзейцам было оказано слабое сопротивление, Копенгаген был взят и ограблен, и в мае 1370 г. датское правительство заключило с Ганзой в Штральзунде мир, очень выгодный для ганзейцев, которые были вознаграждены за все понесенные ими убытки. Это было великим торжеством для Ганзы. Ее флот, созданный свободными усилиями частных людей, оказался вдруг чуть ли не первой в Европе морской силой. Не следует забывать, что в этих событиях на германском Севере не принимали никакого участия ни император, ни курфюрсты. Что касается императора, то он даже постарался извлечь некоторую пользу для себя лично и для экономического процветания своей страны из возрастания силы Ганзейского союза, существование которого, собственно говоря, не согласовывалось с основным положением его Золотой буллы. Он пожелал стать главой и покровителем союза. Он осыпал город Любек милостивыми рескриптами и даже удостоил его чести личного посещения, вместе с супругой и блестящей свитой высокопоставленных особ (1375 г.). Он был принят с редким великолепием. Целых десять дней продолжались празднества за счет богатого города, но цели своей Карл IV все же не достиг, т. к. купцы прекрасно умели отличать обязанности гостеприимства по отношению к именитому гостю от своих личных торговых выгод.

Несколько иначе шли дела в верхнегерманских областях. Здесь всюду ремесленные цехи приобрели более или менее влиятельное положение, и постоянная борьба рыцарства против сельского населения, при которой крестьяне и бюргеры не раз наносили поражение рыцарству и даже князьям, сильно поколебали значение дворянства, не только рыцарского, но и городского (или патрициата). Беднеющее дворянство с завистью смотрело на возрастающее богатство городов. Здесь довольно быстро образовался союз швейцарских городов, с Люцерном, Цюрихом и Берном во главе, к которому вскоре примкнули и австрийские города: Цуг (1352 г.) и Гларус (1353 г.). И многие другие уже изъявляли желание примкнуть к ним, т. к. запрещение союзов и даже запрещение принятия в города новых поселенцев никем не принимались во внимание и никого не пугали. Зато в некоторых местах разгоралась жестокая, непримиримая борьба между городами и местными князьками. Так, например, в Швабии, где города мешали распространению владений быстро усиливающегося дома вюртембергских князей, наиболее энергичный из них, Эберхард II, пользовался всеми средствами, чтобы навредить городам и помешать их росту. Города платили ему тем же, принимая под покровительство всех подданных Эберхарда, которые изъявляли желание поселиться в городах. Между этими элементами был еще третий - рыцарское дворянство. И это сословие также должно было понять, к чему клонились требования времени; они тоже стали вступать в союзы между собой, образовывать товарищества. Одним из первых в числе этих товариществ было товарищество святого Мартина, основанное в день этого святого, в 1370 г. За ним последовали и другие, и важнейшее из них, "Львиный союз", было учреждено в 1379 г. в Висбадене. Эти товарищества в значительной степени усмиряли рыцарский задор и водворяли среди рыцарства мир, но не сдерживали его от буйных выходок против князей и городов, если только бывал задет кто-нибудь из рыцарей. Одним словом, у них было принято за правило уважать только свои права и всюду проводить только свое право, чем, конечно, они сами объявили себе приговор. В этих весьма сложных отношениях император вел двусмысленную игру: он не становился ни на чью сторону. Он милостиво поощрял города там, где это было ему выгодно, но равнодушно предоставил на произвол судьбы эльзасские города, когда в 1360 г. в их пределы вторглись толпы отпущенных со службы французских наемников. Так же спокойно он отнесся и к поражению, которое нанес Эберхард Вюртембергский швабским городам около Ульма (1372 г.), и, вступив в отношения с ними, только способствовал заключению мира, очень невыгодного для городов.

Поводом к разрыву между императором и верхненемецкими городами послужил план, осуществлением которого он был занят в последние годы жизни. Он непременно хотел вынудить всех еще при своей жизни признать своего старшего сына Вацлава (он родился в 1361 г. в Нюрнберге) римским королем.

Ему действительно удалось, не прибегая ни к каким средствам, добиться на это со стороны папы согласия, вовсе не нужного по новому законоположению, задобрив его подарками и смиренными речами, и даже согласия курфюрстов, которое Карл IV купил огромными подкупами и обещаниями. При этом он задумал воспользоваться городами и откупной системой, которой уже столько раз и столь многие злоупотребляли. Т. к. отдача коронных статей дохода в городах на откуп тому или другому из владетельных князей угрожала свободе и независимости городов, можно было ожидать, что многие из них сами поспешат внести откупную сумму. Но на этот раз города оказали сопротивление. Четырнадцать швабских городов заявили, что они только в том случае присягнут в верности как раз в это время избранному во Франкфурте королю Вацлаву, если будут избавлены от вышеуказанного злоупотребления. Император решил заставить их силой и двинулся вместе с Эберхардом Вюртембергским и другими владетельными князьями к Ульму, но вскоре должен был снять с него осаду (в октябре 1376г.), а в мае 1377 г. сын Эберхарда Ульрих потерпел такое тяжелое поражение при Рейтлингене, что император поспешил заключить соглашение с союзом городов.

Правление его сына Вацлава (1378-1410), беспрепятственно унаследовавшего власть, было отмечено тем, что при нем закончилась ожесточенная борьба городов с владетельными князьями, - закончилась, впрочем, без его содействия, т. к. он относился к ней скорее отрицательно и не принимал в ней сознательного участия. Он вступил на престол в 18 лет - не очень надежном возрасте для такого высокого положения, особенно, когда все годы юности были проведены под строгим надзором и без серьезных политических забот. А в это время на месте Вацлава должен был появиться человек деятельный, неутомимый в делах. Именно таким деятелем и был его отец, и ему действительно удалось многого достигнуть, а Вацлав, напротив, искал удовольствий, любил спокойствие и удобства жизни. Кроме того, он страстно любил охоту, этот благороднейший из всех видов; праздности. По своему характеру он был не способен ни к прямому и решительному способу действий, ни к резким вспышкам гнева, но это спокойствие натуры вскоре поставило его в ложное положение по отношению к постоянно враждующим между собой различным партиям королевства, т. к. он поневоле обманул их корыстные ожидания.

После вступления Вацлава на престол федерация городов в юго-западной Германии была на вершине своего могущества. В договоре, заключенном в Бадене 32 швабскими городами, к которым присоединились и некоторые князья, уже было выражено полное признание Швабского союза городов политической силой (1381 г.), и это - в момент, когда началось сближение между этой федерацией и Ганзой. Сближение это не состоялось, но зато в том же году несколько отдельных городских союзов слились воедино, так что число участников этого союза городов достигло 70. С удивительной энергией, хотя и не всегда на законном основании, города продолжали уничтожать рыцарские замки. Было совершенно ясно, что рыцарству не под силу бороться с городами, и весь вопрос сводился к тому, где именно окончится это победоносное шествие городов, т. к. запрещение городских союзов, провозглашенное Золотой буллой, оставалось по меньшей мере мертвой буквой. Опасность этого положения, особенно по отношению к владетельным князьям, не уменьшалась от того, что рыцари пытались сплотиться в союзы и платили городам злом за зло. Эти рыцарские союзы, всюду возникавшие в это время под самыми разными названиями, должны были представляться князьям не менее опасными, чем городские союзы. Тогда и князьям пришлось прибегнуть к тому же средству. В 1383 г. на рейхстаге в Нюрнберге император, несколько владетельных князей и все курфюрсты соединились в "Союз мира" на 12-летний срок, и император приказал, чтобы все присоединились к этому союзу, а от остальных отказались, т. к. "общий мир" должен был распространяться на всю империю. Это ни к чему не привело, и Вацлаву пришлось еще раз возобновить свой призыв князей к союзу год спустя, на новом рейхстаге в Гейдельберге, и на этот раз на его призыв многие откликнулись. Подобный "Союз мира" оказался как нельзя более кстати потому, что в то же время (1385 г.) в Констанце был заключен давно ожидаемый и вызывавший общие опасения князей союз между швабскими и швейцарскими городами (он включал в себя 55 швейцарских, швабских и рейнских городских общин), направленный главным образом против возрастающего могущества Австрии.

Однако этот обширный союз оказался далеко не в такой степени грозным, как казался сначала. Когда в следующем, 1386 г., верхненемецкие города приготовились к борьбе с Габсбургом, швейцарцы стали медлить, а когда начались столкновения между Австрией и швейцарцами, немецкие города, в свою очередь, не выполнили Констанцского договора - не подали немедленной помощи, а скорее были готовы к примирению. Это подбодрило смелого австрийского герцога Леопольда III нанести сильный удар швейцарцам, тем более, что он нашел себе горячих сторонников и союзников среди рейнских рыцарей и даже в среде патрициата союзных городов, покинувшего их во время последних смут. Всего под знамена Леопольда собралось не менее 10 тысяч рыцарей с их свитами, и настроение в этом войске было вполне воинственное и бодрое. Однако оказалось, что их сведения о неприятеле не вполне верны: при люцернском городе Земпахе в полдень жаркого июльского дня им пришлось принять битву. Т. к. биться приходилось с пешей ратью, рыцари спешились по своему обычаю, сняли с обуви железные наконечники и образовали строй в виде непроницаемой фаланги, которая отовсюду выставляла острия своих копий.

Союзное швейцарское войско было значительно меньше рыцарского, но, видимо, лучше подготовлено и удобнее вооружено для битвы в июльский зной, в то время как некоторые рыцари просто задыхались в своих доспехах. Швейцарцы по древнегерманскому обычаю построились клином. Долго не удавалось им пробить лес копий, наконец - так, по крайней мере, гласит более или менее достоверное предание - это удалось благодаря подвигу унтервальденца Арнольда Винкельрида, который, будучи высокого роста и очень сильным, пожертвовал своей жизнью, чтобы пробить фалангу, и своим падением проложил дорогу швейцарцам. Фаланга была рассеяна, завязалась битва в одиночку, боец против бойца, в которой, конечно, рыцари были стеснены своим вооружением, не приспособленным для одиночного, пешего боя, и битва приняла весьма неблагоприятный для австрийцев оборот. Многие из рыцарей настаивали, чтобы герцог Леопольд спасался, но этот храбрец не пожелал и думать об этом. Спасая от рук неприятеля австрийское знамя, герцог был убит. 600 воинов, баронов, рыцарей, их челяди и простых воинов покрыли своими телами поле битвы. По другим источникам, 400 рыцарей и 200 поселян пали в этой битве. Итак, горожане и крестьяне еще раз одержали победу над рыцарским войском. Казалось, наступила минута, благоприятная для того, чтобы окончательно сломить силу дворянства и знати во всей Верхней Германии, а значение бюргерства поставить на твердую основу, но этой минутой не сумели воспользоваться. Городам недоставало выдающегося вождя, недоставало единой власти. Вполне возможно, что в данном случае действовал даже подкуп, но, как бы то ни было, именно со стороны Швабского союза возникли попытки завязать переговоры, попытки посредничества, направленного к примирению враждующих сторон. Одним словом, проявилась старинная, весьма объяснимая неспособность демократии к какой бы то ни было широко задуманной внешней политике. И вот в то самое время, когда, после истечения срока перемирия, в апреле 1388 г., швейцарцы одержали еще одну, гораздо более славную победу при Нефельсе (в кантоне Гларус) над значительно превосходившими их в численности австрийскими войсками, следствием чего было заключение мира между Габсбургским домом и швейцарцами, в Цюрихе, - на верхнегерманские города вдруг обрушилась страшная катастрофа.

В 1387 г. король Вацлав, недовольный князьями, снова стал пытаться сблизиться с городами, предполагая найти в них основу своей власти. Его приближенные на одном из съездов выступили посредниками между князьями и городами, настаивая на продлении срока Гейдельбергского соглашения. Но тотчас же вслед за этим баварский герцог показал себя с самой дурной стороны: заманив к себе на съезд архиепископа Пилигрина Зальцбургского, состоявшего в тесной связи с городскими союзами, он бесчестно захватил его в плен вместе со всей его свитой. Тогда разгорелась война, в которой города выступили с одной стороны, а против них выступили граф Эберхард Вюртембергский, нюрнбергский бургграф Фридрих V, маркграф Баденский и многие из знати. Решительная битва произошла при вюртем

12.01Вильгельм Оранский. Последние годы жизни

12.01Вильгельм Оранский. Борьба за единство Нидерландов

09.01Вильгельм Оранский в 1567 - 1576 гг.

04.09Вильгельм Оранский. Вождь оппозиции

04.09Вильгельм Оранский. Начало политической деятельности